***
Живу в спокойном уголке,
Благоухающем, зелёном,
С прохладой, льющейся по клёнам,
И сонной рябью – по реке,

Там, где высокие холмы
И эхо дальних колоколен,
Там, где рассветный час приволен
И рощи звуками полны;

Где зародившийся исток
Питает новые истоки
И, пробиваясь к свету, строки
Дают целительный глоток

Усталым путникам моим,
Моим собратьям – сопричастно.
И снова бьётся сердце часто,
Когда мы с небом говорим!

***
Загорелась дальняя звезда,
Озарив небесные полотна,
И крылом взмахнула путеводно –
Высока и снова молода.

На её искристый долгий свет
Уходили в море караваны,
Чтоб найти неведомые страны,
А мудрец пытался дать ответ

На вопрос о сущности её,
Но не многим был ответ угоден,
Ведь нередко путь – бесповоротен,
И при этом – возвратится всё.

Снова луч летит к своим мирам,
Он и сам – из мира неземного.
И не нужно, видимо, иного –
Лишь бы свет спускался с неба к нам.

***
Почти всю ночь искристая метель
плыла с холмов – среди печного дыма,
а ты была со мной – неповторима,
света, как будто зимняя кудель
вокруг ветвей сплетённых и коры,
петардой гулко в полночь озарённой:
я знал тебя наивной и влюблённой,
смотрящей вдаль – сквозь склоны и дворы;
ты лишь на миг задерживала взгляд
на чём-то важном – в стылой карусели –
и, тень оставив в золотой метели,
мне отвечала что-то невпопад,
что я терялся в сполохах огня
твоих волос, светящихся от вспышек;
ведя в свой дом, среди духов и книжек
едва-едва спокойствие храня,
ты замирала, и, сметая снег
на половик, мы свечи зажигали
и говорили – о былом вначале,
затем родных, оставивших навек
мир, вспоминали… Впрочем, не о том
почти всегда в те дни мы говорили –
среди ночной взметнувшейся кадрили,
средь мишуры, засыпавшей твой дом:
метель ворчала, скрипы с чердака
и коридор, и стёкла оглашали;
и таял лёд, стекая на пол с шали,
и ветер где-то возле потолка
просился в дом, но было так всегда,
что для двоих и мрак наполнен светом,
и горе мигом видится при этом,
когда вдруг где-то в сумерках звезда
в глухом окне над бездною мелькнёт,
в печном огне вдруг отзовётся ль что-то
и мир наполнит зимняя дремота
иль вдруг на миг, встречая новый год,
душа взметнётся, как глубинный свет,
как роковой стремительный предвестник:
горит звезда, как будто медный крестик,
поёт метель, которой больше нет…

***
                                                      И.
…Была тревожной песня соловья,
такой, как будто кто-то каблучками
качнул мосток и, каждый скрип ловя,
остановился где-то между нами:
в твоих глазах – кофейно-золотых,
с едва заметной дымкой травянистой,
в закатном солнце, заглянувшем в них,
в дали вечерней, тихой и пречистой,
на загорелой коже твоих рук,
на смятых складках ситцевого платья,
в мирах, спешащих завершить свой круг,
и в ярких блёстках крестика-распятья –
на тонкой шее; сочно, тяжело
срывались вишни; вторя небосводу,
в низине, словно жидкое стекло,
ручей вращал сиреневую воду;
трава шуршала, с поля у реки
тянуло пылью, запахом пшеницы,
в вечернем небе тлели – далеки
и чуть заметны – звёздные крупицы;

через минуту схлынул летний жар,
кузнечик в поле вздрогнул сиротливо,
а над рекой уже стелился пар –
и засыпала у дороги ива,
последних пчёл неспешно проводив
к соседским ульям – над тропинкой луга,
и только где-то слышался мотив
далёкой песни – «про былого друга»,
оттуда, где с раскидистых берёз
ещё стекались солнечные пятна, –
и мир затих, через себя понёс
всё то, что можно только ждать – обратно:
любви, друзей, земных минут уклад;
мы всё стояли, сонно созерцая
ручей, текущий бойко на закат,
и долгий путь, где линия простая –
нить горизонта – посылала нам
свои лучи – предвестники рассвета.
А на холме стоял, сияя, храм.
И вдаль неслось семнадцатое лето.

***
По далёкой ли, близкой земле,
По своим ли, чужим небесам
Понесёт меня Вечность во мгле
Или я понесу себя сам

На светящихся белых крылах,
Тихих, словно шуршанье страниц:
Серебрящийся солнечный прах
Догоняет взметнувшихся птиц.

Вечереет… Закат – не закат:
Через два-три часа рассветёт,
Замирающих звёзд водопад
Знает свой перелётный черёд.

У Вселенной – свои имена,
В ней и мёртвое станет живым!
И поёт, и грустит тишина
По извечным скитальцам своим.

***
…И высота стихотворенья
Под ускользающей строкой,
И в час закатный откровенья
Порой приносят мне покой;

Мои закаты, и рассветы,
И боль полуденных утрат –
Всё путеводные приметы,
Как вещий сон, боготворят.

Приходят в муках озаренья:
Чем ярче дух, тем выше свет, –
Миров невидимых круженья,
Полёт неведомых планет.

Пылает небо далью синей,
Там, где струится лунный прах.
А на ветвях в изгибах линий
Спит мир на солнечных руках.