Ермаков Владимир Александрович родился 6 июня 1949 года близ станции Петушки Московской области. Детство проходило во Владимирской, а затем в Орловской областях. В 1971 году окончил исторический факультет Орловского государственного пединститута. До и после работал грузчиком, архивистом, библиографом. В армии служил на Дальнем Востоке, награжден знаком «Отличник ВВС» и демобилизован в звании сержанта. С 1975 года работал в Орловском краеведческом музее ведущим научным сотрудником. Заслуженный работник культуры РФ (1996).
Первая публикация (рассказ) состоялась в 1974 году. Автор книг стихотворений и эссе: «Прогулки в сумерках» (1997), «Повторение пройденного» (1998), «Безвременник» (2001), «Как бы книга» (2003), «Разноголосье» (2006), «Музыка во льду» (2008), «Птицы радости и печали» (2008), «Созерцание руин» (2011), «Осадок дня» (5 томов – 2011, 2012, 2013, 2014, 2015), «В поисках утраченной метафизики» (2016), «Филин на развалинах» (2017), «Между прежде и после» (2019), «Немногое» (сборник избранных стихотворений, 2021).
Публиковался в журналах «Родина», «Вопросы литературы», «Мир музея», «Роман-журнал ХХI век», «Наш современник», «Дружба народов», «Форум» (все – Москва), «День и ночь» (Красноярск), «Гостиный двор» (Оренбург), «Подъём» (Воронеж), «Аргамак» (Татарстан), «Простор» (Алма-Ата), «Parnasso», «Kirjalija», «Sãrõ» (Финляндия), MIESIECZNIK (Польша), «Social sciences» (Миннеаполис), в сборнике поэзии «Варшавская поэтическая осень-2007» и др.
Стихотворения и эссе включены в хрестоматию для школ и ВУЗов «Писатели Орловского края ХХ век», альманах «Яснополянские писательские встречи» (Тула), антологию «Русская поэзия XXI век». Отдельные эссе переведены на финский, польский и английский языки. Произведения В. Ермакова вошли в четырёхтомное собрание избранных произведений современных орловских писателей (том второй «Поэзия», том третий «Публицистика», 2015, Орёл).
Член Союза писателей России с 2000 года. Поэт, эссеист. Член редакционного совета журнала «Аргамак» (Татарстан). Активный корреспондент областной прессы, за что неоднократно отмечался на журналистских конкурсах.
Лауреат национальной Горьковской литературной премии (2011), Всероссийского конкурса региональной прессы (2015). Победитель областного конкурса «Орловская книга» (2019).
Награждён Почётными грамотами Союза писателей России (2009, 2010), Губернатора Орловской области (2006 – дважды, 2007, 2015, 2019, 2021), Благодарностью Губернатора Орловской области (2019), Благодарностью Управления культуры и архивного дела Орловской области (2018, 2019), юбилейными знаками «450 лет городу Орлу» (2016) и «80 лет Орловской области» (2017), памятной медалью «200-летие И.С. Тургенева» (2018), юбилейной медалью «75 лет освобождения Орловской области от немецко-фашистских захватчиков» (2020), памятной медалью «150-летие И.А. Бунина» (2020), юбилейным знаком «85 лет Орловской области» (2022), юбилейной медалью «80 лет освобождения Орловской области от немецко-фашистских захватчиков» (2023).
Умер 2 июля 2024 года. Похоронен на Наугорском кладбище в Орле.
Читаем сердцем и душой. 19 февраля 2021 года.
Всероссийский День чтения вслух. 23 июля 2022 года.
1 комментарий
Дорогой Владимир Александрович!
Эти строчки, с которыми я хотел Вас познакомить, написаны были мною, когда я уже заканчивал работу над своими воспоминаниями. Они, эти строчки, не могли бы появиться, не попади мне в руки совершенно случайно Ваша «Как бы книга». Я не имел целью рецензировать её или давать какой-либо отклик. Как Вам будет угодно, можете считать эти несколько страничек откликом на Ваше замечательное произведение, оставившее в моей душе глубокий след. «Но было это потом, много лет спустя… А тогда у нас дела были действительно серьёзные. Кроме урочных занятий, после уроков мы спешили в кружки художественного творчества. Доработки ожидали копии картин
великих мастеров, музыкальные репетиции по сольфеджио, отработки своих партий в струнном оркестре. А после всего этого, вечером, я шёл в Дом учителя. Там к постановке готовилась одноактная пьеса и меня пригласили на исполнение одной из ролей. Спектакль намечалось подготовить к Новому, 1954 году, чтобы поставить его на сцене Дома учителя. Репетиции были в самом разгаре… В спектакле была занята одна молодая особа, игравшая блестяще ведущие роли в спектаклях, которые шли на сцене районного Дома культуры. Звали её по-разному, кто Галиной Николаевной, кто Галей. Только я всё ещё никак не мог её назвать. Я боялся даже посмотреть в её сторону, когда мы оказывались вместе на сцене. Я не понимал, что со мною происходило.
Странная ситуация сложилась у меня с Галиной Николаевной. Во-первых, она была старше меня лет на десять, а я всегда, — и это надо тут особо учесть, — равнодушно относился к женщинам как женщинам, тем более «старухам». Меня никогда к ним не тянуло. Но это был особый случай, стремительный и скоропреходящий. Это было какое-то наваждение, какое-то помутнение разума, полная потеря себя. Но самое главное заключалось в том, что она даже и не стремилась к этой ситуации, эта ситуация, как вихрь, складывалась стремительно сама собой. Моя полудетская влюблённость достигла верхней точки тогда, когда эта молодая особа, которая вела себя раскованно и весело в отношениях с окружающими, в канун Нового года после репетиции спектакля в Доме учителя, вдруг быстро подошла ко мне в зале, где в полумраке пары молодых и немолодых людей кружились в вальсе, схватила меня сидевшего в сторонке за руки и потащила в круг танцующих. Я безотчётно принял это предложение, и мы закружились в танце, сначала быстро, потом всё медленнее. Её глаза светились, очаровательная улыбка не сходила с её лица. Я был на седьмом небе от счастья.
-Зачем ты носишь этот шарфик? – вдруг спросила она, показывая взглядом на коричневую тряпку, которой я обвязывал «по моде» воротничок полосатой рубашки «апаш».
Мне показалось, что она не спрашивала, а вопросом как бы делала мне замечание. Не выпуская её правой руки из своей, я дотянулся нехотя до своего экзотического галстука и, вытащив его легко из-под воротника, скомкал и запихнул молча в карман. Галя улыбнулась и тихо произнесла:
-Не надо было этого делать. Он так идёт тебе…
Музыка прекратилась, и все вдруг засуетились, собираясь идти домой. В зале зажгли люстру, и Галина Николаевна, ничего мне не сказав на прощанье, ушла за кулисы с директором Дома учителя, молодым и галантным режиссёром Фединым, мужем нашей учительницы по истории Раисы Павловны. Он просто мягко взял её за локоть и увёл из зала. Жест этот мне показался вполне естественным. Но в моей душе продолжало всё кипеть и клокотать. Два месяца не оставляла меня эта страсть, какое-то тупое и безрассудное желание найти Галину Николаевну, в крайнем случае, выследить тайно, где она живёт, придти к ней с объяснением, а там что будет, то будет… Всё это время, на грани какого-то странного состояния беспричинной эйфории в моей голове назойливо и навязчиво звенел с надрывом мотив популярного старинного шлягера «Крутится, вертится шар голубой»:
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, ве-е-ертится, хочет упасть…
Кавалер барышню хочет украсть.
Где эта улица, где этот дом?
Где эта ба-а-арышня, что я влюблён?
И я нашёл дом, где она жила на квартире у какой-то хозяйки.
Вот эта улица, вот этот дом…
Дом стоял чуть поодаль от основной дороги на возвышенности, заросшей репейником, колючками и крапивой. Я пришёл к этому дому, когда совсем стемнело. Вызывать на улицу Галину у меня не хватило бы смелости, поэтому я мужественно и упрямо ждал, когда она сама выйдет из дома по какой-нибудь необходимости. Вот тут-то, я, как мне казалось, и поговорю с ней. А, возможно, и ничего не буду говорить. Зачем? Разве не ясно, почему я тут торчу под окнами уже целый час и жду её появления, как некоего божества. Я ещё простоял здесь, глядя на тёмные окна дома, целых два часа, а, может, и больше. Но двери не скрипели, в комнатах за тёмными окнами никто не стучал, и на улицу никто не выходил.
Вот эта улица, вот этот дом.
Нет только барышни, что я влюблён…
У меня уже начала созревать вполне реальная и далёкая от страстей мысль о том, что я тут стою напрасно, что Галя не приходила домой и что, вероятнее всего и страшнее всего, тут её уже давно не было, и что она уехала в неизвестном направлении. От одной этой мысли я приходил в отчаяние. Но по мере усталости душа моя начинала постепенно приходить в нормальное состояние, хотя разочарование всё ещё оставалось на её дне и грызло моё разболевшееся сердце.
Я решительно повернулся, — именно так: решительно, а не как иначе, — и быстро зашагал к своему дому на улице Свердлова. Больше я Галину Николаевну не видел. А некоторое время спустя и вообще охладел к её образу. Более того, она стала мне противна, как были противны мне все гулящие. Я доподлинно узнал тогда, что эта Галина Николаевна, участница драматического коллектива районного Дома культуры, была любовницей Михаила Голигузова.
Перебирая в памяти своих «богинь» с моей тайной и безответной полудетской влюблённостью, я вдруг совсем случайно (а, может быть, и опять не случайно, кто знает!) у себя на столе обнаружил «Как бы книгу» А.Ермакова, недавно вышедшую из печати в местном издательстве «Вешние воды». Перелистывая книжку, я – тоже совсем случайно! – наткнулся на название текстового «столбика» на одной из её страничек: «Даму звали Эльвира». И поскольку автор «Как бы книги» жил в Болхове в то время, когда я там учился, меня заинтересовала его информация об «Эльвире». Тогда он был на десять лет моложе её, а мы с нею были почти ровесниками. Он писал о ней, уже падшей, и его оскорбительные клички в адрес героини были оправданы. Но он не знал о ней ничего в расцвете её красоты и ослепительного юного обаяния шестнадцатилетней школьницы. Она не была моею подругой, и вряд ли замечала меня, как партнёра в танцах, влюблённая самозабвенно в свою молодость и красоту. О её ответных чувствах я даже мечтать не мог: она всегда появлялась в Доме культуры со своей круглолицей и тоже очень симпатичной школьной подругой. Они внезапно появлялись и также внезапно обе исчезали. У меня не было к ней влечений, связанных с помутнением разума, как было это с Галиной Николаевной. Мой мозг был абсолютно трезв, и я ни на что большее, чем два-три танца, не рассчитывал и не сожалел об этом.
Эту Эльвиру, наверно, никто не знал, кроме меня; не знал её, естественно, и В.А.Ермаков, который тогда был дошкольником. Он узнал её в самые отвратительные и трагические дни для неё, но описал это время в скупых строчках с великой силой своего таланта. Он вспоминал эту «даму», видать, по рассказам подзаборной стаи, с которой общался в подростковые годы, говорил, что поклонники ей писали в общественных туалетах стихи. Всё это я допускаю, всё это могло быть. А лучше сказать, этого просто не могло не быть. Но А.Ермаков не знал Эльвиру в её школьные годы, точнее, до её падения. И до этой трагедии она не переставала мне светить, как Солнце, наполняя мою душу неизъяснимой теплотой. И я писал ей стихи, не пытаясь их даже переслать в её адрес или изобразить на заборах городских улиц. Именно по этим стихам я внезапно вспомнил о ней, когда раскрыл на той страничке «Как бы книгу», где стояла в заголовке небольшой информации надпись: «Даму звали Эльвира». Я отыскал это стихотворение у себя в старых записных книжках. Идеализированная мною девочка была тут описана в ярких красках такой, какой я её хотел видеть: не летящей, как метеор, а тихой и скромной:
Далеко-далеко,
Где лишь улиц начало,
Где на речке под солнцем
Играет волна,
В белом домике ты
За последним кварталом
Как всегда проживаешь
Тиха и скромна.
Потолок над тобой
Опрокинулся хмурый,
Ты вздыхаешь от скуки,
Уроки кляня.
Почему ж не бываешь ты
В Доме культуры,
Дорогая подружка,
Эльвира моя.
Такая вот произошла со мною история. Но случилось это чуть позже, через год, на последнем курсе, а тогда я ещё не вышел из подросткового возраста и считался как бы несовершеннолетним и взбалмошным недорослем. Но есть в этих эпизодах моей тогдашней жизни и некоторые поводы к размышлению. Как я сейчас понимаю, они не только уводили меня от одиночества, наполняя эту жизнь яркими красками. Они будили моё полудетское воображение и становились неиссякаемым источником творческого, в том числе и, главным образом, поэтического вдохновения. Независимо от того, какие цели я тут преследовал: хотел ли я стать поэтом или просто сам для себя стремился выразить в словах душевные переживания. «Я помню чудные мгновенья!» — так бы я сейчас сказал о них, перефразируя чудные стихи Александра Сергеевича Пушкина, написанные им о какой-то, тогда никому не известной, девочке и оставшиеся в веках. Но и он, гениальный поэт, не пощадил её, уже падшую, в известных строчках одного из своих писем.
Учебный год, — третий год моей учёбы, — прошёл в заботах. Я перешёл на последний, четвёртый курс, и летом на каникулах укатил в далёкое путешествие — в Крым. Что я видел в этой поездке и что испытал, это, конечно, достойно особого рассказа…». Первый том моиих сумбурных и отрывочных воспоминаний обнародован в этом году на Литературном портале Проза.ру. Там есть этот отрывок. Искренне прошу Вас простить меня, если допустил я в своём опусе некоторые неточности. Я не писатель, я всего лишь страстный любитель русской словесности. А так, я по роду занятий социолог и историк. С моими книжками «Поиск верного пути» (на русском) и в переводе «Търсене на верния път»(на болгарском) можно познакомиться хотя бы визуально по обложкам в Интернете.
Сердечно поздравляю Вас с наступающим Новым годом и желаю Вам новых творческих удач и здоровья!