***
Опираясь горестно о палку
И моля о благе небеса,
Краешком цветного полушалка
Утирала бабушка глаза.

Видимо, почудилось невольно,
Что продрогла церковь на ветру.
Злые люди сбили колокольню,
С луковиц содрали кожуру.

Вот бы снова Богу показаться,
Преданно взглянуть на образа.
Потому слезятся и слезятся
От раздетых луковиц глаза…

***
Умерла Гудиловка
На закате века.
Отошла родимая
На исходе дня.
Не было на свете
Дороже человека,
Не было роднее
Места для меня.

Отдышусь с дороги.
Погляжу в окошко:
На заглохшей улице
Буйствует лопух.
В памяти мяукнет
У порога кошка
И прокукарекает
У плетня петух.

Я своё подворье
Навещаю редко.
Кликну домового,
Вместе посидим.
Соберемся с духом
Да помянем предков.
Да по старой памяти
Снова загудим!..

***
Вернусь из странствий в сентябре
В свой край туманно синий,
Остановлюсь на пустыре,
Нарву пучок полыни.

Начну сбивать седую пыль
С ботинок узконосых.
А чтобы ветер не знобил,
Достану папиросу.

Я погляжу на ближний лес,
Вздохну светло и глухо.
«Видать, наводит Ванька блеск», –
Подумает сеструха.

А я-то пыль чужих дорог
Старательно сметаю,
Ступив с волненьем на порог
Отеческого края.

***
В Дубках,
Да в Лужках,
Да в Скородинке
Смешно нам о славе вздыхать.
Узнали бы только на родине,
А где-то успеют узнать.

А здесь-то в года завирухи
Протопали мы босяком.
Я с детства во мценской округе
С любой деревенькой знаком.

Я в дружбе с любой луговиной,
Приятель для каждой тропы:
Сорочий зовёт по малину,
Осинковец – по грибы.

Взойду на лесную опушку,
Присяду в тени у куста, –
Знакомая с детства кукушка
Желает не менее ста.

Здесь даже зверьё и пичуги
Считают меня земляком.
Ах, с кем не знаком я в округе? –
С любою собакой знаком.

Бывает, конечно, бывает:
В какой-то неласковый час
Звягливая Моська облает,
А Тузик мне лапу подаст.

Я встану стеною за друга,
Отдам и рубашку и честь.
Недаром судачит округа:
Мол, парень-то нашенский весь!

И мне под родительской крышей,
И мне у родимой ветлы
Не надо признания выше,
Достойнее похвалы.

В Дубках,
Да в Лужках,
Да в Скородинке
Смешно нам о славе вздыхать.
Признали бы только на родине,
А где-то успеют признать.

***
Я давно в любовь не верю,
Всё равно назло беде
Обниму холодный берег,
Свешу голову к воде.

Я украдкой поцелую
Речку Снежедь в лозняке,
Словно жилку голубую
У девчонки на руке.

***
Снова вижу матицу за печкой
И забитый в матицу крючок.
Песенкой весёлой и беспечной
Забавлялся в уголке сверчок.

Золотая бабушка Акуля,
Вспоминая молодость свою,
Медленно раскачивала люльку,
Напевала баюшки-баю.

Летним днём из молодого сада
В растворённый нараспашку дом
Затекала нежная прохлада,
Смешанная с мёдом и дымком.

Это только проблески сознанья,
Неизбывной памяти исток.
Светлые в душе воспоминанья
Будит незатейливый крючок.

Быть мне бродягою-скитальцем,
Да всегда из стороны любой,
Этим самым крючковатым пальцем
Матица зовёт меня домой.

***
Я пойду ромашковой дорожкой
В тишину лужаек и полян,
Где живёт в бревенчатой сторожке
Добрый и лукавый старикан.

Он печально встретит у порога,
Скорбно сложит руки на груди
И прикрикнет безобидно-строго:
– Заходи, пропащий, заходи!
Сколько лет не сиживал с тобою.
Где бродяжил? Честно отвечай.

Будет пахнуть водка зверобоем
И душицей с земляникой чай.

Всё представлю явственно и зримо,
Расскажу про жизнь и про людей.
– Боже мой, да ты неисправимый
И чудной, как дуб без желудей!

Обниму до хруста седоглавого:
– Будь здоров! Живи не унывай
И свою зелёную державу
Никому в обиду не давай.

Я берёзку дёрну за серёжку,
Почешу за ухом у дубка
И светло потопаю дорожкой
В детство от избушки лесника.

***
Доживает век бабуся
Не в селе, а в городке.
Всё мерещится, что гуси
Припозднились на реке.

Забелел Покров от снега
И донёс гусиный крик.
Бабка кличет: «Тега! Тега!»,
Крошит хлеб на половик…

***
Слишком долго автострада
Добиралась до села:
Ни от рая, ни от ада
Никого не сберегла.

Ни одной корявой хаты,
Ни одной живой души.
Лишь рассветы да закаты
Несказанно хороши!

Задичавшая сторонка,
Соловьиный перехлёст.
Да на взгорке остановка
По прозванию Погост.

Лучезарно светят звёзды
Невозвратных прежних лет.
Снова память до Погоста
Второпях берёт билет.

***
Где тот дремучий травостой
Лихой поры военной?
Такой дремучий и густой:
Взмахнешь — вязанка сена!

Была та буйная трава
Загадочной немножко:
Темнели тайной острова
Мышиного горошка.

Я замирал за два шага,
Робея и немея,
Перед метелкой овсюга
И пикою пырея.

Кивал головкой там и тут
Пахучий белый клевер.
Над ним стоял пчелиный гуд,
Протяжен и напевен.

Трава отчаянно цвела,
По-бабьи жировала.
Земля хозяина ждала,
Звала и горевала.

Земле хотелось щедрой быть
И верить в плодородие.
Я здесь учился жизнь любить,
Служить земле и родине.

***
Вместе пили, пели, обнимались,
Возводили дружбу, словно храм,
А потом с похмелья разбежались
По глухим углам и конурам.

Наживали, строили, творили,
Мучаясь, дерзая и горя,
А потом кощунственно делили
Пушкина и Кобзаря…

Никому в башку не приходило,
И никто не в силах объяснить:
Как же можно братские могилы
И святые мощи разделить?

Все мы, братцы, сволочные люди,
Мы всю жизнь обречены страдать:
Это мы позволили Иуде
И Христа, и Родину предать.

***
Всё смешается во мгле –
Быль и небыль.
Жил и не жил на земле,
Был и не был.

Если пылко не любил,
Страсть не ведал,
Значит, юность загубил,
Душу предал.

Если жил среди людей
Одиночкой,
Значит, был для них ничей,
Мёртвой почкой.

Если кровь и лебеду
Не отринул,
Значит, общую беду
Сердцем принял.

Если доброе зерно
В жизни сеял,
Значит, в мире заодно
Был со всеми.

Если спутники во мгле
Нам светили,
Значит – жили на земле,
Значит – были!