8 июля в русской православной традиции отмечается День памяти святых Петра и Февронии. В современной России к этому дню приурочен День семьи, любви и верности. Празднуем вместе с современными орловскими писателями.

Андрей Шендаков
Михаил Турбин
Валентин Васичкин
Анастасия Бойцова
Владимир Ермаков
Татьяна Грибанова
Алексей Сухинин
Антонина Сытникова
Виктор Садовский
Елена Ковалёва
Игорь Малышев

---

Андрей ШЕНДАКОВ

ПОЛЕСЬЕ
(летние этюды)

I.
Ты спасаешь меня от беды,
ты меня прожигаешь насквозь,
словно рядом, у тёмной воды,
кружит звёзды незримая ось;

словно где-то – в тебе и во мне,
между нами, всего в двух шагах,
целый Космос в небесном огне
засыпает на Божьих руках.

II.
О, миры – мимолётны, малы,
для души даже небо мало –
в позолоте полесской смолы,
сквозь слегка голубое стекло –

сквозь летящую дымку костра,
над извитой дорогой земной…
Ты светла и на слово – остра.
И любима поэтому мной.

III.
Над полесьем – сиреневый дым,
между нами – огонь откровений;
над потоком чужим, неземным
меркнут сполохи столпотворений

дальних звёзд, неизвестных миров,
где незримые души, взмывая,
будят отзвук цветущих ветров
на тропинках ушедшего мая…

IV.
И вот мы снова – где-то, где-то
молчим в безмолвии лесном, –
как будто хрупкая планета
бросает души на излом;

как будто в круге бездорожья,
где поступь неба холодна,
по нам проходит тропка Божья
сквозь грозовые времена.

V.
В небесном холмистом затоне
развеялся огненный дым:
я видел тебя на иконе
с младенцем, с младенцем моим.

Как будто осенняя птица,
окликнула небо душа, –
и с неба скатилась крупица,
земные прозренья верша.

VI.
Ты говоришь, что мы – другие;
что нам свобода не нужна;
что в звуках летней литургии
земная музыка слышна;

что в тихих крыльях пилигрима
насквозь Вселенная видна…
Ты искупительно любима,
ты удивительно умна.

* * *
Как чудно всё: и листья, и трава,
И по деревьям пробежавший дождик,
И под окном невзрачный подорожник,
И невзначай пришедшие слова,
И лунный свет – спокойный пилигрим,
Проплывший вслед за дождевым потоком
И задремавший в облаке высоком:
Мир бесконечен и неутомим.
Вдали восходит летняя заря,
Не та, в которой луч летит над полем,
А та, в которой золотистым морем
Рокочут звёзды, брызгами горя:
Им нет ни слов, ни чисел, ни времён,
Они – всегда, вне разума и года,
Блестят в холодных водах небосвода,
А берег их огнём испепелён.
Испепеляй теперь меня и ты,
Моей стихии поступь роковая!
Опять молчу, на Бога уповая,
И от твоей сгораю чистоты,
Ведь ты – и лист, и дождик, и трава,
И сон любви, и оторопь искуса,
Моя навеки преданная Муза,
Наверно, ты всегда во всём права.

Михаил ТУРБИН

РАССВЕТНЫЙ ЧАС
Шагаю рано на свиданье
С вопросом, быть или не быть?
Никто судьбы предначертанье
Не может взглядом охватить.

Что заслужил, то и случится,
Играть нельзя ничьей судьбой,
И я не верю ясновидцам,
Не испытавшим ад земной.

Но можно чуять час разлуки,
Как и последний взмах рукой.
Любовь в страданиях и муках
Предел имеет роковой.

И всё ж светла моя дорога,
Кричат с рассвета петухи.
И за меня никто без Бога
Не может искупить грехи.

АРОМАТ
                              Моей жене

Любовь есть вечность или миг?
Уже неважно для насущной темы…
От запаха цветущей хризантемы
В полёте у шмеля мотор затих.

Басистый звук пошёл на сброс,
Потом исчез, не перейдя на тонкий.
Как будто лёт закончил бомбовоз
И давит тишина ушные перепонки.

Шмель изнемог во время листопада,
Упал в траву от тяжести поноски.
О, как гудеть умел красавец-шмель!

И я пьянел когда-то до упаду.
Вдыхая аромат твоей причёски.
И до сих пор не выветрился хмель!

ОГОНЬ
                       Ей же, — Турбиной А.А.

Солнце в туче, как медведь в берлоге
Залегло, готовится ко сну.
Сядь со мною рядом на пороге,
Вместе будем слушать тишину.

Успокойся и не будь в обиде,
Мы себя от бури сберегли,
Видишь, вечер появился в виде
Полного безмолвия земли:
Лист не дрогнет, не качнётся ветка,
Опустели лавочки двора.
Это ж правда – наблюдаем редко
Тишину с утра и до утра.

У тебя в глазах была зарница –
Пламенная ярость среди дня.
Я сегодня мог бы превратиться
В столб солёный, глядя на тебя.

Есть в тебе огонь, а это значит
Мне не жить без выбросов огня.
Это ж – правда, ну а будь иначе,
Ты б не растревожила меня.

Валентин ВАСИЧКИН
***
Радости и печали.
Помнишь, за далью лет
Вместе с тобой встречали
Мы не один рассвет?

Радость – она дороже,
Радостям каждый рад.
Только намного строже
Стал твой весёлый взгляд.

Как бы поменьше даже
Блеска в твоём кольце.
Всё разгляжу, разглажу
Я на твоём лице.

***
Утро в тумане; свежо от росы.
Тяжко земное бремя.
Тают в туманах минуты, часы –
Наше с тобою время.
Свет закачался над полем овса –
Благостно время налива!
Мне ли удачи легла полоса,
Ты ль без меня несчастлива?
Голос кукушки предвестьем в судьбе,
Полон приветливой грусти.
Что-то привидится мне и тебе
В нашем с тобой захолустье?
Время – скупее, не солнца – в накат,
День пролетит по-сорочьи
И переплавится в красный закат,
Звёздное многоточье.
Падают звёзды в густые овсы,
Тени в ночи – как живые.
Тают в туманах минуты, часы –
Наши с тобой, роковые.

***
                     Мы с тобой два берега
                    У одной реки
                              (из советской песни)
Ты – на том берегу, я – на этом,
Твой – высокий, и домики в ряд.
Не напрасно в деревне всё лето
О тебе говорят, говорят.
А соседки по-бабьи суровы:
Мол, ни совести нет, ни стыда.
Мужики поскупее на слово:
Если ходят, мол, к ней – не беда.
Значит, девке желанные гости.
И не ведает вовсе народ,
Что к тебе мною выстроен мостик,
Остальные пытаются вброд.
Мостик прочно стоит на опорах,
А под ним свирепеет река.
Под прицелом людского укора
Ты подспудною будешь пока.
А судилищу этому знать бы, –
Только мы никому ни гу-гу, –
Что недолго осталось до свадьбы
На твоём и моём берегу.

Анастасия БОЙЦОВА

ПЕСНЯ РАМИНА
(из поэмы «Легенда о Вис и Рамине»)
Ночь полна до краёв,
Заклубился туман над осокой,
Вместо мирного сна разрывает мне душу печаль:
Где ты, счастье моё –
Золотой заблудившийся сокол?
Отчего до сих пор я на свете тебя не встречал?

Услыхать не даёшь
Даже шороха крыл золотистых,
И пусты мои дни, и тоска мои сны бередит…
Где ты, счастье моё –
Неразумная, гордая птица?
Отчего до сих пор ты не здесь, у меня на груди?

Лунный свет и копьё,
И холодные звёзды лучатся,
И всё глубже бессонную грудь заполняет тоска –
Где ты, счастье моё?
Может быть, я родился без счастья?
Но тогда почему я не в силах тебя не искать?

Владимир ЕРМАКОВ

СТИХИ БЕЗ НАЗВАНИЯ
(из старых черновиков)
1.
Форточки в доме стучали
ветреными ночами.
То, что казалось счастьем,
стало началом печали.

Тени в окне качались,
тьмой аукалась нечисть.
Сыпалось время в вечность –
но ничего не кончалось.

Что это было со мною?
Словно в романсе Фета,
то, что казалось тьмою,
стало предвестием света.
2.
Я прозревал твое лицо
сквозь все, мной встреченные лица.
Еще ты не устала сниться?
Хранить заветное кольцо?

Да будет встреча нам легка.
Ведь ты была звездой моею,
не подвергаемой сомненью,
и музыкой издалека.

Я бредил и сходил с ума,
в душе мешались злость и жалость,
и мне казалось, мне казалось,
куда ни глянь – везде зима.

Зима кончается весной…
Набухли почки краснотала…
Но как ты, милая, устала
быть не женою, а звездой…

Татьяна ГРИБАНОВА

НА СЕНОВАЛЕ
Белым наливом скатывается за Васютиным амбаром в седые лопухи переспелая луна. А где-то там, над ольховниками Коровьего болота, ей на смену уже вызревает, вот-вот раскроется – только не проморгай! – огненный бутон чудодивного золотистого цветка. Вёдро. Не тянет ни дождём, ни сыростью.
В парном июльском ветерке ситцевая в голубенький огурчик занавеска чуть колышется. Ушлый комаришка всё-таки сыскал лазейку, проскользнул к Митьке под полог, обустроенный мамкой ещё под Троицын день, и вот теперь, спозаранку, когда проявляются самые невероятные видения, самые желанные сны, этот неотвязный паршивец наинаглейшим образом докучает и докучает парнишке гнусавым зундением, «ну, прям-таки утерпежу от кропивца нету».
С бакши слышится равномерный хруст. Это дедушка, подобув на бурки галоши, бродит по росным грядкам, хряпает, набивает для подсвинка Ерошки хоботную плетушку молодого, переполненного соком, ослизлого свекольника. Запах нечаянно растоптанного огуречника смешанного с ядрёным укропным духом прокрадывается сквозь щёлки сеновала, вползает в Митюшкины полуосыпавшиеся сны.
«Поспишь тут, как же!» – пыжится мальчишка, накрывает голову подушкой, пытаясь зацепиться хоть за краешек ускользающей ночи. Но опять незадача – изодранные вчера в бабки Зининых крыжовниках руки так чешутся, так чешутся – мочи нет. С вечера завернули с дружком Тимкой справиться, не подошла ли на углу её захолустного сада «дулька». Мальчишки сквозь этот сад, как сквозь свойский, зажмурясь, пройдут. Груша пока ещё каляна-а-я! А крыжовник – ничего, в самый раз, только потемну уж дюже лих. И цыпки на пятках, будь они неладны, – чешутся заодно с зарапинами на пальцах. Хоть мажь их бабуля гусиным жиром, хоть не мажь, – Бог даст, может, хоть к Покрову отпадут.
– Хррр! Хррр! Хррр! – скрипит сарайная воротина.
– Вот так каждое утро! И какого рожна ей не спится? Сколько раз обещал себе нака́пать в петли машинного масла, да где тут! Опять забыл! Теперь вот слушай её песни на свою шею, – ерошит себе волосы, бубнит невыспавшийся Митька.
– Ммм! – Глафира обмахивается хвостом, не даётся доить.
– Ай, ты нынче белены объелась? – доносятся до Митьки мамкины строгие-настрогие укоры, а потом ласковые-преласковые причитания, – опять подойник наподдала, – жалобится она подошедшему Лукичу, своему мужу, Митькиному отчиму, – витинару, что ли, показать, может, с вымям что приключилося, вишь как бьётся?
Тянет Лукичовым «беломором», слышно, как он, покашливая, спроваживается под сарайку сготавливаться на сенокос.
Вообще-то мужик он ничего. И рыбалить Митьку научил, и велик с получки обещался.
– Как папка сгиб в Чечне, мамка совсем было разумом помутилась, – припомнилось Митьке, – кто знает, как бы сложилось дальше, если б не этот вдовый Лукич. Мамка в нём прям-таки души не чает… Да и меня он не забижает… Небось, сживёмся!
– Вжик-повжик! Вжик-повжик!
– Ишь дедкины пчёлы расчапали под Кулигой – греча зацвела, и ну с неё, уже с неделю как, мимо сеновала таскать к себе в ульюшки взяток. К Сергову дню, глядишь, дедуня и медогонку из чулана выкатит.
Пчёлы всё жукают и жукают. С полудрёму Мите уж и не разобрать: то ли они, заботные, взад-вперёд, носятся, то ли мурчит бабулина маслобойка.
– Динь-динь-тирли-динь! – бойко заплескалось из-под сарая – Лукич правит косы.
Ну, теперь уж точно рассыпался Митькин сон. Босый, на плече мятой тряпицей клетчатая рубаха, он шнырко спускается с сеновала по шаткой лестнице на почти подсохшие подорожники двора. Чтобы окончательно очухаться от душной июльской ночи, из притулившейся у крыльца дождевой бочки Митя брызгает на ходу пару пригоршень утренней прохладцы на лицо, на голую грудь. И, взбодрясь, влетает в кухню.
Вернувшаяся из курятника бабуля – в подоле фартука с пяток яиц – жалобится ему на рябую курицу: мол, всё никак не угнездится «нескладёха», в который раз подкладень раздавила. Отсерчав, старушка ставит перед внуком приберегавшуюся в сугреве, на загнетке, тарелку с ещё дымящимися блинами, пододвигает миску со сметаной и снова – прямиком к печке. Митя – один румяненький блямс в сметану и скорее – в рот. Остальные, с десяток, закатывает в трубочку, суёт тёпленькие за пазуху. Бабуля ещё настряпает – в плошке эвон сколько теста!
– Э-эх, кабы шапка-неведимка, пролизнул бы мимо бабули тихонечко!
Парнишка чмокает старушку на бегу, пока та не одумалась, и исчезает за дверью, прежде чем услышать надоедный («для хороших мальчиков») «молебен».
– Обедать-то, юла, отышшысь, пирог твой любимый с карасями затеяла, а то избегался, всё всухомятку, кой на чём. Ишь ты, ужаленный! – выглядывает из растворённого окна бабулино смуглое с белесыми лучиками у краешков глаз лицо. Добрейшая старушка грозит внучонку блестящим от масла пальцем.
– Гоп-ля! – прихватив футбольный мячик, Митя спроваживает с горы к Филькину плёсу гомонливый табун уже подросших, оперившихся гусей. Верховодит ими здоровенный серый вожак, шишконосый Пугач, задира и буян, каких свет не видывал. Всё норовит эдакий расканалья супротив Мити заартачиться.
Неслухи, оставив на полгоре своего хозяина, расперивают крылья, мягко планируют над поросшей анисами стёжкой, над куртинами фиолетовых шалфеев и золотистых болиголовов, будоража шёлковистую водную гладь, плавно оседают на жёлтый сыпучий песок плёса, на противоположный, левый, низменный берег.
Сверкнув белыми, один к одному, зубами, мальчишка улыбается бойкими, приветливыми глазами, футболит в подгорье мяч. И, как заправская птица, расставив в стороны руки-крылья, срывается следом, летит за своими подопечными.
Золотистое – аж глазам жарко! – солнышко, словно смазанная яичным желтком, поджаристая бабулина лепёшка, катится вдогонку за Митей.
Впереди большущий летний день.

Алексей СУХИНИН
***
Привет, родная, как твои дела?
Прости, что не звонил, ведь ты просила;
У вас, наверно, зреют апельсины
Под сенью каталонского тепла?

А что у нас? Сегодня замело
И старый парк, и стадион «Торпедо»,
И тихий двор с ничьим велосипедом,
Прилёгшим на затёртое седло,

И кажется, в дугу согнулся мост,
Разбуженный глухим трамвайным эхом,
А за углом грустит гранитный Чехов,
Взирая на афишных кинозвёзд.

Тот первый снег – начало всех начал,
Подобный только таинству и чуду,
Давай о нём! Я говорить не буду,
Как по тебе отчаянно скучал…

***
Зонты, зонты, вокруг одни зонты!
В угрюмых рощах листья облетели
И вглубь дворов упрятались коты;
Земля слегла обрюзгшим чёрным телом,
Зонты горят в её скупой пастели
И пёстрой добавляют красоты.
Который день уже идут дожди?
Скорей, четвёртый. Может, даже пятый.
Ноябрь, как дубль очередной, отснятый,
Немой тоской отложится в груди.
А в доме – печь, и вкусно пахнет мятой,
Как «отче наш», ты мне читаешь клятвы
И вновь твердишь своё: «Не уходи!»
Я не уйду. Какой теперь резон
Менять давно настоянные вкусы,
Сказать по чести, я уже влюблён
В твой лёгкий стан, коралловые бусы
И в эти шторы, скрученные в узел;
Целую в лоб, вновь называя музой
И от воды твой встряхиваю зонт.

ЧЕЛОВЕК, НЕЧАЯННО ВСТРЕЧЕННЫЙ
Когда скиснет заката зарево,
Во дворах уснут звуки вечера,
Ты возьмёшь меня робко за́ руку,
Человек, нечаянно встреченный.

Будем речи вести вполголоса,
И бродя мостовой старинною,
Созерцать, как луну на полосы,
Будто дольками мандаринными,

Режет тьма; сговорясь, прохожие
Нас двоих тет-а-тет оставили
Лишь с весной, разливной, погожею,
Да слепыми-глухими ставнями.

Вон церквушка в проулке вроде бы
Появилась, и снова нет её,
Там Николка, босой юродивый,
В ржавой кружке гремит монетою,

Дотянул, горевой, до старости,
Грезя коркой да жизнью вечною…
Обещай, что мы не расстанемся,
Человек, нечаянно встреченный.

Антонина СЫТНИКОВА

ЛЮБОВЬ ОСТАНЕТСЯ ПРАВА
(венок сонетов)
I
Мы так близки и далеки,
Такие разные, и всё же
Тепло протянутой руки
Объединить нас снова может.
И я скажу тебе: – Мой брат,
Оставь тревоги и печали,
Мы много лет тому назад
С тобой однажды повстречались,
Чтоб поклониться вместе небу,
В полях тучнеющему хлебу,
Закату солнца и холмам.
И к нам придет весенним утром,
Веками собранная мудрость,
Чтобы понять друг друга нам.
II
Чтобы понять друг друга нам,
Так мало съесть полпуда соли.
Не зря ведь был когда-то дан
Нам свыше дар свободной воли,
И выбор, сделанный тобой
В погоне за случайным счастьем,
Однажды станет вдруг судьбой,
И ты над ним уже не властен.
И лишь одно звучит опять:
Дано друг друга нам понять,
А, чтобы стали мы близки,
Возможно, требуется мало.
Лишь только, чтоб всегда встречало
Тепло протянутой руки.
III
Тепло протянутой руки
Согреет нашу жизнь однажды,
Минуты станут вдруг легки
И будут нам совсем не важны
Былые боли и печали,
Отступят старые обиды,
И всё, что в жизни мы встречали,
Сумеем заново увидеть.
Придут тогда в потоках света
Непреходящие ответы.
Наступит ясная пора,
Когда не будут нужны войны
И лишь тепло руки спокойной
Необходимо по утрам.
IV
Необходимо по утрам
Сознание, что люди братья,
И новый день, как светлый храм,
Откроет нам свои объятья.
В нем холодок травы в росе,
Зелёный лес, укрытый далью,
И запахи, и звуки все,
Напев малиновки хрустальный,
Листок, застывший на мгновенье,
И нежных рук прикосновенье
День подарить нам снова рад.
В нём навсегда пребудет с нами
Ребенка, пахнущего снами,
Доверчивый и ясный взгляд.
V
Доверчивый и ясный взгляд,
Открыты настежь окна, двери,
И каждый, безусловно, рад
В невинность ближнего поверить.
И сердце заполняет свет,
Струится радость в каждом жесте,
Преграды не было и нет,
Мы сможем, мы должны быть вместе.
Когда спокойно и отважно
Шагнём друг к другу мы однажды,
И сможем мир чужой принять,
Тогда в минутку озаренья
Придёт в награду за терпенье
Способность целое объять.
VI
Способность целое объять –
Основа творчества и мысли.
Вот, опрокинув время вспять,
Над миром радуга зависла.
Распался в ней единый цвет
Игрой семи оттенков разных,
И среди них ненужных нет,
Важны как все слова для фразы,
Как огоньки, собравшись вместе,
Важны для облика созвездий,
Когда они во тьме горят.
И как травинка в разнотравье
Важна любая среди равных,
Как важен нот звучащих ряд.
VII
Как важен нот звучащих ряд
В мелодии открытой жизни,
Где в невесомости парят
Слова, желанья, чувства, мысли.
Они то вверх поднимут круто,
То вдруг опустят резко вниз,
Важна там каждая минута,
Где есть игра с названьем жизнь.
И всё былое нужно вспомнить,
Чему-то “нет” сказать спокойно,
Всё осознать и всё понять,
Чтобы шагнуть вперед с надеждой,
Изо всего, что было прежде,
Нам важен каждый миг опять.
VIII
Нам важен каждый миг опять,
Чтоб путь пройти свой до конца.
И нежность, что дарила мать,
И руки сильные отца
Нам нужно в памяти хранить.
Чтоб не прервалась никогда
Любви связующая нить,
И развивалась жизнь всегда
Нужны слова и мысли наши.
Вино само не льётся в чаши,
Оставив гибкую лозу,
Нужна работа рук умелых,
И человеческое тело –
Для жизни творческой сосуд.
IX
Для жизни творческой сосуд –
Любая встреченная форма.
Особых нету в том заслуг,
Чтоб приводить к единой норме
Неповторимость бытия.
И в нём заложенную тайну
Не изменить, и жизнь твоя
Имеет ценность изначально.
Всем мудрецам давно известно,
Неповторимостью прелестны
Деревья разные в лесу.
И друг на друга непохожи
Они как будто бы, но всё же
Единство разности несут.
X
Единство разности несут
Дома, деревья, звуки, люди,
Из непохожести минут
Единый день слагаться будет.
Зацеловал мальчишке нос
До конопушек свет всё тот же,
Что выбелил стволы берез,
И сделал бронзовою кожу.
Его лучи поют в росинке
И в облаках жемчужно-синих,
Они прозрачны и легки,
И вдруг, скользнув по водной глади,
Объединяя, нежно гладят
Два берега одной реки.
XI
Два берега одной реки
Вмещают половодье чувства,
В тепле протянутой руки
Любви дарующей искусство.
Ее уроки непросты,
В ней есть терпимость и терпенье,
И дар высокой красоты,
Когда в минуту озаренья,
Мы забываем всё о сроках.
В любви струящихся потоках
Играют мысли и слова.
Их сохранит надёжно память,
И, что бы ни случилось с нами,
Любовь останется права.
XII
Любовь останется права,
Воздастся нам по нашей вере,
Лица сияющий овал
Проявится в небесной сфере.
Внимательный и мудрый взгляд,
Всё охвативший в одночасье,
И гордый дух, парящий над
Земною болью или счастьем.
Всё от рассвета до заката,
Нездешней радостью объята,
Зальёт собою синева.
И в затянувшемся молчанье
Любовь найдет свое начало,
И снова зазвучат слова.
XIII
И снова зазвучат слова
Гармонии и созиданья,
И мы поймём – всегда права
Вовне проявленная данность,
Когда поющий за окном,
Дождь удивит единством звуков,
Собою обнимая дом,
Скользнут по стёклам его руки,
И в целое сольются снова
Дождь, звук, вселенная и слово,
Излом струящейся реки,
И, как поставленная точка,
Придет сознание того, что
Мы так близки и далеки.
XIV
Мы так близки и далеки,
Чтобы понять друг друга нам,
Тепло протянутой руки
Необходимо по утрам.
Доверчивый и ясный взгляд,
Способность целое объять,
Как важен нот звучащих ряд,
Нам важен каждый миг опять.
Для жизни творческой сосуд,
Единство разности несут,
Два берега одной реки.
Любовь останется права,
И снова зазвучат слова,
Мы так близки и далеки.

Виктор САДОВСКИЙ

XIX ВЕК. ОРЁЛ. ИНСТИТУТ БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ
Весна. Институт благородных девиц.
Как много красивых, взволнованных лиц.
Воспитанниц, в бальные платья одетых,
С поклоном на вальс приглашают кадеты.
И кружатся, кружатся лёгкие пары,
А в юных сердцах полыхают пожары.
И мальчикам в строгих мундирах парадных
Бал кажется первой в их жизни наградой.

Медленный вальс.
Раз, два, три, раз, два, три, раз…
Жар нежных плеч,
Шёпот, несвязная речь.

«А вы…?»
«Да, читала… какая любовь!…»
«Тургенев изыскан…»
«Но ярче Лесков».
«А Тютчев?.. А тонкая лирика Фета?»
«Увы!
Но, сударыня, мы же – кадеты.
В стенах «Бахтина» не до чувственной лиры.
Случится война – береги честь мундира!»
«Простите, Серёжа!»
«Не стоит, Наташа!
Вы нынче прелестны! Наряда нет краше!»

Медленный вальс.
Раз, два, три, раз, два, три, раз…
Жар нежных плеч.
Шёпот, несвязная речь.

Вздыхают валторны и трубы поют.
Шумит благородных девиц институт.
Почётных гостей в ночь увозят кареты.
В казармы уйдут ровным строем кадеты.
Крылатою тройкою время промчится.
Надёжными жёнами станут девицы.
А новым кадетам в мундирах парадных,
Бал станет их первою в жизни наградой.

Медленный вальс.
Раз, два, три, раз, два, три, раз…
Жар нежных плеч.
Шёпот, несвязная речь.

***
О чём задумался, казак?
О том, что прожил жизнь не так?
А, может, вовсе и не жил?
Тем, что имел, не дорожил.
Зря воздух шашкой рассекал.
Коня не холил, не ласкал…

Пригладив ус, сказал казак:
«Да вот, брат, кончился табак!
Гляжу на вышитый кисет,
А той, что сшила, рядом нет.
А без неё для казака
Жизнь – что кисет без табака».

***
На закате осеннего дня
Проводи до калитки меня.
И с тоскою вослед не гляди,
Всё с тобою у нас позади.

Отцвели наши вишни весной,
Не видать земляники лесной.
Жёлтый медленно падает лист.
Грустны песни твои, гармонист.

В медных планках осипли лады,
Словно выпили мёртвой воды.
До калитки меня проводи,
Всё с тобою у нас позади.

Проводил. Ещё больше взгрустнул.
Взял гармошку – меха растянул.
Эх, родная, тряхнём стариной!
Ты одна лишь осталась со мной.

Пел с надрывом, уйдя в забытьё,
Про сердечное горе своё…
А очнулся – стоит у плетня
На закате осеннего дня.
Головою качает седой:
«Знать судьба быть нам вместе, родной!»

Елена КОВАЛЁВА

СКАЗКА
Брак — это не кровать, а сидят рядом муж и жена, плетут лапти на продажу день и ночь и рассказывают друг другу сказки, воспоминания, истории.
А. Платонов

Лапти плести да сказки друг другу баять
До утра — чтобы каждое лыко в строку,
Строки венками ловко свивает память
И опускает в омуты снов до срока.
Сети вязать из слов и созвучий, вторя
Голосу ветра и вспоминать поверье —
Если такой вот невод забросить в море,
Рыба придет в него — золотые перья.
Вынешь — в ладонях ясным забрезжит светом,
Словно бы часть луны, что казалась полной,
Только дышать не может она на этом
Нашем ветре и просится снова в волны…
Пусть плывет, пусть станет далеким бликом,
Мимолетна радость, как сон — у нас же
Остаются печка, свеча и лыко —
Ну а сказку еще не одну расскажешь.

***
Смешаю тушь китайскую с тоской,
Чуть нежности добавлю, чтобы цвета
Был тон теплей. Пусть плавность пируэтов
Пера по светлой глади меловой
Вернет давно потерянный покой
И станет на сомнения ответом.
Но в каждом знаке видятся приметы
Знакомых черт и ясный образ твой
Тревожит так, что кажется: ресницы,
Как крылья мотыльковые легки,
Невидимо касаются щеки….
И вот уже летит за край страницы
Строка, и знаки гибнут, как полки
Австрийцев на полях Аустерлица.

АНДРОГИН
Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюною,
Дышат друг другу в лицо и кусают уста в поцелуе.
Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,
Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть…
(Лукреций Кар «О природе вещей»)

Как-то ты сказал мне, что тела
Не дают влюбленным душам слиться.
У поэта римского нашла
Я об этом верные страницы.
Миг назад еще была тобой —
Мыслями, стремлением, дыханьем.
Все прошло… Лишь сердца краткий сбой
А за ним — последнее касанье.
Ухожу, как в бездну с высоты,
Но о встрече спрашивать не стану,
Отдаляясь, чувствую, что ты
Образом невидимым и странным
Жив во мне, как будто бы сумел
Превозмочь разъединенность тел.

ТЮЛЬПАНЫ
Два солнечных тюльпана золотистых
Касаются друг друга лепестками,
Зеленой плотью, трепетной и чистой,
Прильнув друг к другу и слегка сникая
Над вазой ярко-синей из фарфора,
И в дрёме видят вместе, как когда-то
Тянулись к солнцу в царстве юной Флоры,
Как нежило их солнце до заката,
Как ветер гладил крепкие бутоны,
Как Пан баюкал, в сумерках играя.
Вот так и я порой в виденьях сонных
Вдруг различаю очертанья рая.
И было б слишком горьким пробужденье,
Когда бы не тепло прикосновений.

НА ГРАФИЧЕСКУЮ КОМПОЗИЦИЮ
В. ФОКАНОВА «НЕСУЩАЯ БЫКА»
И я тебя задумала похитить,
Пусть эта ноша слишком велика,
Ненастна ночь и кость моя хрупка,
Сомнамбулой по невесомой нити,
Влекомая сновидческим наитьем,
Несу золотошерстого быка —
Громадного, но тяжесть мне сладка…
И только беспокоит час прибытья —
Не видно впереди конца пути,
Ни огонька не различить в тумане
Осенних дней, и все мое призванье —
Тебя над лесом пасмурным нести.
Вдыхать, от напряжения дрожа,
Охряной шкуры терпко-пряный жар.

КАФЕ «ВЕНЕЦИЯ»
Ты был и сам похож на итальянца,
Когда дрожал навес из маркизета
От ветра, что принес дыханье лета,
И вот теперь с развязностью паяца
Пытался со стола смахнуть, не глядя,
То скатерть, то солонку, то салфетки,
А мы как пара чижиков на ветке
Не замечали мелких неурядиц,
А мы смеялись радостно с тобою,
Ловили улетавшие предметы
И слышали порой в порывах ветра
То чаек, то биение прибоя.
И дух Адриатического моря
К нам доносился, звукам этим вторя.

Игорь МАЛЫШЕВ

***
Если даже я скажу «не люблю»,
Ты ведь знаешь, это только слова.
До тебя я жил, как кум королю,
Был свободен, как под ветром трава.

Просыпался и не думал о том,
Чем под вечер успокоится день –
Под его благословенным крылом
Добросовестно отбрасывал тень.

А теперь я, словно паинька-паж,
За тобой иду бездумно след в след,
Пью любовь из одурманенных чаш
И ловлю твой заколдованный свет.

Песни грустные на зорях пою,
До закатов доживаю едва…
Если даже я скажу «не люблю»,
Ты ведь знаешь, это только слова.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Как весной возрождается жизнь
В колыбелях безмолвной природы,
Как мечта устремляется ввысь,
Износившись за долгие годы,

Так и я возвращаюсь к тебе
После поисков правильных истин,
Тыщу раз усомнившись в себе –
Постаревшим, уставшим, но чистым.

Я, как путник, что, сбившись с пути,
Вдруг находит дорогу обратно.
Я к тебе возвращаюсь. Прости,
Как прощала уже многократно.

Пусть в заплечной суме – ничего,
Но и камня в груди больше нету.
Я узнал, что страшнее всего –
Не вернуться…
Как просто всё это.