Новая книга

«Осеннее причастие» — так называется вышедший в орловском издательстве «Картуш» новый сборник Татьяны Грибановой, лауреата нескольких российских литературных премий по поэзии и прозе.

В сборник вошли новые произведения. Это тринадцатая книга орловского писателя и первая, в которой под одной обложкой автор собрала стихи и прозаические произведения.

***

О чём бы Татьяна Грибанова ни писала в стихах ли, в прозе, от её текстов трудно оторваться всем, кто любит Россию.
Потому что в них есть главное, и читатель сразу это чувствует — её строки рождены искренней любовью к своей земле, где волею судьбы нам назначено жить и с которой, когда уйдём в мир иной, нас будет соединять то нечто неосязаемое, которое нетленно, и которое называется душой. Произведения Татьяны Грибановой отличаются высокой степенью одухотворённости, которая исходит из корневой системы истинной России.
По мнению многочисленных знатоков и ценителей современной литературы, оставляющих на литературных сайтах отзывы после публикаций Татьяны Грибановой, она по праву разделяет место среди самых ярких духовных наследников писательских имён, которых «на своих мелких водах» вспоил Орёл. Это стало очевидным уже после дебютного поэтического сборника, вышедшего в 2007 году, а проза подняла Татьяну Ивановну в ряд первых российских литераторов ее поколения. И новая книга — тому очередное яркое подтверждение.
«Городская давно, а душа всё болит о нелёгкой судьбе хуторян-земляков» — строки этого давнего стихотворения по сути — её жизненная и гражданская позиция. Однажды обозначив ее, Татьяна Грибанова не отвлекается от своих главных тем — деятельного патриотизма, питающего её интерес к прошлому страны и своей малой родины, неустанного восхищения неброской природой срединной России, прекрасной во все часы суток и времена года, чувство неизбывной вины перед предками и земляками за мерзость запустения в родном краю.
С особой силой это выражено в стихотворении «Отчина», которое завершается такой строфой:
«Чертополох снова взял
Во полон наш просёлок.
Доля такая:
путь русский извечно кремнист.
Отчина милая!
Горсть огонёчков по сёлам,
словно не брали Рейхстаг,
и не сдался фашист».
Практически все сто стихотворений, составляющих первую часть сборника, можно объединить понятием «тихая лирика», по тематике роднящая Татьяну Грибанову с поэзией Николая Рубцова, Николая Тряпкина, Анатолия Жигулина, Николая Поснова, Ольги Фокиной… Да, почти в каждом сквозит светлая задушевность и неутешная грусть, во многих — безысходная печаль и боль, острая боль скорбящего человека, чья «отчина» с кончиной последнего её жителя   умерщвлена безвозвратно. Как, впрочем, умерщвлены сотни «неперспективных» деревень на Орловщине, как тысячи — по России. Теперь в её родном Игино по вечерам не зажигается ни одно окно, не слышно лая собак, не поёт первую зарю петух… Здесь «скелеты крестьянских домишек/ закрылись бурьян-лебедой./ Сады с задичалою вишней / горчат неизбывной бедой».
Вряд ли когда-либо эти вымершие деревни будут возрождены, но, по крайней мере, топоним Игино, образы и характеры его жителей довоенной поры и второй половины ХХ века, его многовековой патриархально-православный уклад останутся в памяти и благодаря произведениям Татьяны Грибановой.
Понятие «родина» у неё не имеет четко очерченных географических границ. Это и отчий дом, в котором
» … слышны
         по ночам моих пращуров речи…
Всё наследство –
         три карточки да полинялый рушник.
Только нет им цены
          как навеки утраченной вещи…
А предать память сердца –
          засыпать землёю родник».
(«Старый дом на горе»),
и деревня с её садами, окрестными рощами и пригорками, где
«По-прежнему всё, до былинки, просто…
В синапах зреют пенные меды,
После дождей, наладив лихо кросна,
льняное небо ткёт свои холсты…»,
и весь подлунный мир — естественное продолжение «отчины», где воедино связаны земля и небо, сиюминутное и вечное, плоть и дух. В лесу, на лугу, у речки или на вершине ближайшей горы поэту уютно и покойно, потому что всему и всем она — своя:
«В мир этот Божий, умытый
первой парною грозой,
манят цветеньем ракиты
русской скудельной красой».
Редкую мелодичность поэзии Грибановой отмечают не только поклонники ее творчества, но и профессиональные музыканты: множество стихотворений Татьяны Ивановны положены на музыку. Они составили отдельный сборник, отмеченный в 2019 году литературной премией им. А. Фатьянова. Музыкальность ее стихов, связь с народной песней, без сомнения, привлекут и в новом сборнике, тем более, что несколько стихотворений — уже готовые песни.
Ей незнакомы творческая немота и бестемье — сюжетов для стихов и рассказов — на несколько сборников. Но если для рождения стихотворения ей иногда достаточны редкая палитра заката, аромат незнакомого цветка, услышанная мимоходом фраза или одно-единственное слово   в чужом тексте, то прозу питают в основном детские и юношеские воспоминания, частые поездки на «отчину», встречи с многочисленными родичами и земляками. А малая родина — это срез России, бесконечный и бездонный. Татьяне Грибановой он » до былиночки святой: / здесь отчий дом, здесь пращуров могилы».
Этот «срез» широко представлен и в прозаической части сборника «Осеннее причастие». Как и в книгах прозы «Лесковка» и «Колыбель моя посреди земли», около двух десятков рассказов и повестей — плоды, прежде всего, незаурядной «родовой памяти» автора, ее глубокого знания темы и предмета описания, её сочувствия, сопереживания и нескрываемой любви к землякам и родным местам:
«Местность наша – до истомы духовитая, нежная, словно мамина душа. Щербатый Мишкин бугор, из-под которого неумолчной свирелкой – тирлинь-тирлинь – вызванивается на Божий свет, кажется, из самого сердца земли проворный родник… (рассказ «До скончания дней»).
Рассказывая о своих современниках, она искусно вплетает в повествование историю и предыдущих поколений, причем, не только их быт и уклад, но духовную и душевную жизнь. А среди земляков автора немало «чудиков», возможно, наивных и простых, но в то же время житейски мудрых, бескорыстных, сострадательных, смекалистых, искусных в ремёслах, гораздых на выдумки. И, прежде всего, это близкие и дальние родственники автора, её соседи по отчему дому — всех знает, всех благодарно помнит. Поэтому так пленительно и благоуханно звучит в её произведениях русское слово, так тянут на сравнение с тургеневскими и бунинскими описания природы, так заманчиво и притягательно это неспешное повествование, такое редкое в современной светской литературе, практически утратившей некогда популярный жанр жития:
«По привычке тётка Серафима усаживается на лавку так, чтобы свет падал справа. Хоть почти и выровняла, одинаково изжевала долгая и многотяжкая судьбина и лоб её, и обе впалые, тряпицами повислые щеки, всё одно и сейчас ещё отчётливо сквозь паутину морщин просматривается крупное, сливового цвета родимое пятно, заляпавшее почти всю левую часть её угаслого лица.
Чёрносмородинные, когда-то бывшие праздничной одеждой души, а нынче запавшие, вдавленные временем, выеденные до бесцветья солью бессонных ночей Серафимины глаза при мысли о сыне затепливаются. И в ту же минуту сама по себе начинает лучиться из них безмерная ласка. В уголках скукоженных, словно два прошлогодних фасолевых стручка губ, даже проявляется как отблеск прошлого счастья лёгкая улыбка. И старушка, научившаяся за горькие годы забываться, уходя с головой в это былое счастье, заметно оживает. (Повесть «Серафима»).
Нет, сидя в городской квартире, не придумаешь образ и характер иссохшей до срока матери, десятилетия живущей только надеждой на возвращение сына с афганской войны (повесть «Серафима»), ни Алёну Тарасовну, вобравшую в себя все самые лучшие черты русской женщины-крестьянки (повесть «Так и жили»), не услышишь «плача» избы, осиротевшей после смерти последней хозяйки (рассказ «Нилина изба»), так увлекательно не опишешь «норов» камней-гольцов, служащих сельским женщинам гнётом для многочисленных солений-квашений (рассказ «Бабьи камни»), так ярко и образно не передашь сочную, ядрёную речь сельской рассказчицы («Авилонья игинские») или наставления у родника родной бабушки:
«– И-их, милая-а, водица-то, она – живая: всё видит, всё слышит… всё помнит, – скажет бабушка, вставши в пень, уже взобравшись на половину Мишкиной горы, оглядывая пойму, передыхая с ведёрками, полными драгоценной влаги.
– И меня запомнит? – возрадуется моё детское сердчишко.
– А-то как же, голубка, стану я омманывать! И тебя, дажить внучатков твоих признает, – божилась бабушка, – как отойду я, ты ключика-то нашенского не чурайся, нет-нет да заходь послухать, об чём он пережуркивает… а то – водицы его сахарной испить, глядишь, приставит голову к плечам – перепадёт тебе узнать что-нибудь заветное из его несметных, вековых тайн (До скончания дней).
Повесть «Глухомань» — это её дочерний поклон и последнее «прости» детям войны, двум старикам, отрезанным от мира погибельной метелью, что «бешено заламывая ветки, свистит и ярится в ракитенских деревах», бросает в лица «пригоршни дробных гвоздей», перемешивает » быль с небылью»: «Текут и текут чередой, друг за дружкой их воспоминания, словно снова, заплатив за пережитое больше, чем сторицей, плывут они от самого истока по полноводной, лишь в редкую стёжку спокойной в основном бурливой и опасной своей непредсказуемостью реке,.. реке простой мужицкой жизни длиною в восемьдесят лет. Вот-вот, уже совсем рядом, где-то за ближайшим поворотом растворятся в тумане вечности их судьбы».
Особенность самобытного, необыкновенно образного слова Татьяны Грибановой в том, что оно тревожит память, пробуждает самые потаённые чувства, заставляет работать воображение, дарит незабываемые эмоции — от светлых или повинных слёз до «мурашек по коже».
Литературным критикам еще только предстоит оценить место и значение творчества Татьяны Грибановой в современной отечественной литературе, но профессионалы-языковеды не ждут этих оценок, а уже несколько лет работают над уникальной лексикой и синтаксисом её прозы. Так, на кафедре русского языка филологического института ОГУ продолжается работа над словарём диалектизмов, используемых героями её произведений, а студенты, будущие словесники, пишут курсовые и дипломные об особенностях стиля её поэзии и прозы. И она не задержится с новыми темами для научных изысканий, а поклонникам творчества обещает новые сюжеты и характеры.
Остаётся только пожелать: не уставайте, Мастер!