«Он был мягок, чист и честен. Никто не откликался столь верно и столь вовремя. На каждую самую малозаметную публикацию друзей следовал его поддерживающий звонок. Тихий голос был родным…» — так вспоминает  писатель и журналист Юрий Оноприенко своего товарища, поэта Вадима Ерёмина.

Я знаю истинную цену
Людей, идущих мне на смену.
Стремленья и заботы их
Я на себе давно постиг.
Передавая им свой крест,
Я до конца держусь,
                             как Брест.

(Вадим Ерёмин)

10 января 2015 года Вадиму Геннадьевичу Ерёмину исполнилось бы 75 лет.  Он родился в самом начале Великой отечественной войны в п. Лутугино Луганской области. Отец погиб на фронте, и семья переехала в город Орёл. В 1953 году семья вновь переезжает, теперь  в Измалково (ныне Липецкой области). Измалковскую семилетнюю школу Вадим Ерёмин закончил  с похвальной грамотой и  в 1955 году поступил в Орловский машиностроительный техникум. После окончания техникума работал на заводе «Текмаш», служил в армии, там впервые стал записывать свои стихи. После службы в армии поступил в Орловский  машиностроительный институт, а в 1965 году принёс свои стихи в «Орловскую правду» Василию Михайловичу Катанову. Тогда уже известный писатель  направил начинающего поэта в литературное объединение при Орловской областной писательской организации.

Первая поэтическая публикация Вадима Ерёмина состоялась в 1966 году в газете «Орловский комсомолец». С 1973 года он работал в Орловском техническом университете, защитил кандидатскую диссертацию. В 1983 году в столичном издательстве «Современник» вышел первый сборник стихов поэта «Дорога на Спасское». В 1985 году Вадим Ерёмин вступает в Союз писателей России. Вадим Ерёмин — лауреат трех Всероссийских литературных премий, автор 16 книг для детей и взрослых, многочисленных публикаций в антологиях, хрестоматиях, альманахах, сборниках, журналах.  Он автор 115 научно-методических публикаций, 19 учебников, монографий и учебных пособий. Из них 9 вышло в столичных издательствах.

Вадим Ерёмин написал семь книг для детей: «Папа потерялся» (1988), «Трудный день» (1987), «Если я с крыльца шагну» (1996), «Я сегодня опоздавший» (2001), «Жил-был кот» (1992), «Шёл из школы ученик» (2005), «Петя Колю перерос» (2009), это подлинный детский поэт, продолжатель лучших традиций советской детской литературы. Вадим Ерёмин был частым гостем орловских библиотек. Он ушёл из жизни в 2009 году, но до сих пор его книги читают, его стихи знают наизусть  и взрослые и дети.

В августе 2013 года был открыт библиотечно-информационный центр ЦБС г. Орла имени Вадима Геннадьевича Еремина, в котором представлена музейная экспозиция, посвящённая  жизни и творчеству Ерёмина: сборники произведений поэта, копии рукописей и машинописных листов, фото-, аудио- и видеоматериалы из личного архива и архива библиотек и друзей поэта, его личные вещи.

13 января 2016 года в Библиотечно-информационном центре им. В.Г. Ерёмина состоялся литературный вечер, посвященный 75-летию поэта. Сотрудники БИЦ им. В.Г.Еремина вместе с юными читателями  провели промо-акцию «Наш земляк Вадим Еремин» в Северном районе города Орла. 15 января  Вадима Геннадьевича вспоминали  в орловской библиотеке им. М. Горького. Юбилейная литературная встреча  «Вот какой у нас вопрос: «Петя Колю перерос?», посвящённая творчеству Вадима Ерёмина для детей, прошла 18 января  в Областной детской библиотеке им. М. Пришвина. 22 января вечер памяти «Вадим Ерёмин: поэт, гражданин, человек» состоялся в Орловском литературном музее И.С. Тургенева. Стихи Вадима Ерёмина читали вслух старшеклассники   средней школы № 16 и студенты. Воспитанники Ирины Кирилловны Хрисаниди — солисты вокального ансамбля «Семицветик» Иван Морозов и Соня Карпова —  исполнили песни   «Котёнок» и «Случай в лесу» на стихи Вадима Ерёмина. А с экрана монитора стихи прозвучали в авторском исполнении.

На мероприятиях присутствовали и выступали родственники Вадима Геннадьевича, а также друзья и коллеги поэта, а также те, кто имел счастье считать себя его учеником и просто читателем: Наталья Николаевна Смоголь —  кандидат филологических наук, редактор книг Вадима Ерёмина; Любовь Евгеньевна Жмакина – художник, иллюстратор книг Вадима Геннадьевича; Антон Юрьевич Бушунов, сотрудник музея И.С. Тургенева; Геннадий Болтунов; Александр Иванович Лысенко — директор издательства «Вешние воды»; поэты Андрей Фролов, Владимир Ермаков, Валентина Корнева, Елена Машукова, Антонина Сытникова и многие другие.

___________________________________________________________________________________

Вадим  ЕРЁМИН

(1941 — 2009)

* * *
В конце аллеи
Белым-бело.
Как будто лебедь
Поднял крыло
И тихо выронил
Два пера.
А кто-то выдумал:
— Зима пришла…
А кто-то высказал
Это вслух,
И лебедь выскользнул из рук.

БЕЛЬЁ
Боясь, что покачнутся стены,
Мы жили в уголке двора.
Бельё летело и летело,
Заняв наш двор ещё с утра.

Пугаясь ледяного ветра,
Катилось выгнутым бревном.
Наш двор, разутый и раздетый,
Ходил под нами ходуном.

Потом нас находила мама
И извлекала из угла,
Бельё от неба отрывала
И, словно облако, несла.

И было в доме слишком тесно
Пустым надутым рукавам,
И ждали мы, когда же треснет
Морозный ворох пополам.

Бельё не трескалось, лениво
Сползая к полу вдоль стены,
И превращалось нам на диво
В рубашки, майки и штаны.

ДОМА
Снег сегодня белый-белый,
А вчера был голубой.
Говорит мне мама: «Сбегай
На колодец за водой!..»

Выхожу, одетый модно,
Борода – сковородой,
Тороплюсь наполнить вёдра
Говорящею водой.

Проливаю половину,
Трижды делаю привал.
И снежком мне лепит в спину
Та, что в детстве целовал.

Смотрит мама: «Вывод сделай
И посмейся над собой…»
Снег вчера был белый-белый,
А сегодня голубой.

ПОСЛЕ  СПЕКТАКЛЯ
Трудные песни поются легко,
Легкие — трудно.
Спит балерина в горячем трико,
В зале безлюдно.
Сдвинуты в угол замок и луг.
Выход нескоро.
Спит балерина, оставшись без слуг
И без суфлера.
В средневековое кресло ушла
От заблуждений.
Спит, словно тайна морского узла,
Без сновидений.
Спит балерина. На детском челе
Облачко грима.
Спит, словно мошка в янтарной смоле,
Необъяснима.

ВСТРЕЧА
Словно закладка из толстого тома,
Дверь машинально входную закрыв,
Помните, вышли вы летом из дома,
Чтобы вплотную увидеть залив.
Этот поступок не делал вам чести.
Он оказался обыденным. Но
Вы почему-то застыли на месте,
Как водолаз перед спуском на дно.
Мимо вели настоящего мима,
Словно несли драгоценный улов,
Мима, который играет без грима
И не выходит из наших умов.
Чуть припадал он на левую ногу,
Очень печально смотрел в пустоту,
Словно вели его в гости к Ван-Гогу,
Вновь умирающему за версту.
Мим отрабатывал новые жесты,
Старые жесты он просто забыл.
Солнце пекло и стучало по жести,
Словно Ван-Гога никто не любил.
Немилосердно сверкала дорога,
Отодвигая субтильную тень.
Мим на глазах превращался в Ван-Гога,
Словно заглядывал в завтрашний день.
Встретились в нем проходящее лето
И синева предстоящей зимы.
Будет спектакль. Но не будет билета.
Больше не даст он молчанья взаймы.
…Вы возвратились к седому порогу,
Несколько раз посмотрев ему вслед.
И не пустились, увы, на подмогу,
Словно он ваш непутевый сосед.
Встретив однажды на старой афише
Неповторимый его силуэт,
Стали вы жить и разумней, и тише,
Словно ван-гоговский авторитет.
Как-то из чувства гражданского долга
Вставили имя его в разговор.
Помните, вышли вы летом из дома
И не вернетесь домой до сих пор.

ОГОРОД
Опять копаю огород,
Опять земля — сплошная глина.
Отец, поди, уже берет
Один из секторов Берлина.
Издалека кричит на мать,
Что криво ставится лопата.
Копаю огород опять,
Готов трудиться до заката.
Ладони стертые горят,
Но стыдно хныкать при соседе.
И приближает каждый  ряд
Меня к заслуженной победе.

ВОСПОМИНАНИЕ ОБ ЭВАКУАЦИИ
Опять томит меня улитка
Беды, ползущей на восток.
Вдали колышется Магнитка,
Где выдается кипяток.
На стыках вздрагивают вещи
И пятятся в дверной проем.
Звучит с перронов голос вещий,
Чеканящий: «Передаем…».
Дымит вдогонку кукуруза,
Не спит пять суток младший брат.
Не мать, а будущая муза
Скулит над ворохом утрат.

БАЛЛАДА О ГЕРОЕ
Утро вставало сырое,
Пленные скрыв города.
Смерть потеряла Героя,
Думала, что навсегда.
Полз он на свет вдоль траншеи
И наконец-то дополз.
Вскинулись юные шеи
Разгоряченных берез.
Сник над своею могилой
Смерть переживший Герой,
Радуясь жизни немилой
Меньше, чем смерти второй.
Где-то бренчали награды,
Ветер печатал шаги.
Смерть чертыхнулась с досады,
Сгинув у Курской дуги.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Андрею Платонову

В центре Ишима есть площадь.
Там в восемнадцать часов
Я пробирался на ощупь,
Сгорбленный, словно засов,
Баба меня приютила,
Сдвинув под лавку детей.
Молча за стол посадила,
Словно пришел из гостей.
Спал я, покоем убитый.
Спал, разряженный дотла.
Дети в меня, как в бандита,
Всматривались до утра…
Утром под дверью шептались,
Словно пришли отпевать.
Встал я, спросонок шатаясь,
Проклял чужую кровать.
Вышел. Ослеп. Отшатнулся.
Врос в позвоночник стены.
Так я однажды вернулся
С русско-германской войны.

* * *
В белом небе звезда проплывает,
Прибавляет березам седин.
И, как будто вода прибывает,
Понимаешь, что ты не один.
Растворяются сизые дали.

Сходят звуки в бездонный овраг.
Все острей ощущаешь с годами
Безысходный космический страх.
Тишина свою тайну скрывает
От забытых тобою страниц.
Неподвижно звезда проплывает.
Почему ты не падаешь ниц?

ПОДСОЛНУХ
Ему свернули голову,
И он пошел домой
По солнечному олову
Тропинкою прямой.
Проковылял вдоль стеночки,
Ведущей под навес.
Мы не лущили семечки,
Пока он не исчез.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
Двор истоптан гусиными лапами
Барахлит перегретый мотор.
Вышли все подчиненные на поле,
И открылся осенний простор.

Сохнет завтрак, забытый в загашнике.
Водокачка дрожит, как сверло.
У сельмага торчат однокашники,
У которых на сердце светло.

Руки грузно на руль опираются.
День становится все горячей.
Вдоль дороги в райцентр пробираются
Вереницы колхозных грачей.

***
Не люблю на попутных ездить,
Останавливать и взывать.
Лучше всё-таки ровно в десять
На автобусе отбывать.

Лучше всё-таки дисциплина,
Лучше всё-таки подождать.
А попутные мчатся мимо
Так, что хочется зарыдать.

КОСАРЬ
Человек в расцвете сил
Луг размеренно косил.

Обойдя воронки гнёзд,
Распрямлялся во весь рост.

По прибытии господ
Утирал неспешно пот.

А когда закончил труд,
Оказался хил и худ.

ГОРОДОК
Зерноток.
Пугливая осока.
Городок
На фоне зернотока.

Вдоль реки,
Затерянной в суглинке,
Бьют вальки
По матушке-старинке.

Поворот.
Пустынная дорога.
Лунный брод
От стога и до стога.

НА  СТРЕЛЬБИЩЕ
Рота потеряла пулемет,
Третий раз прочесывает луг.
Командир, черней, чем полевод,
Напрягает зрение и слух.

Сзади мы, растерянны и злы,
Изучаем местность в третий раз.
Пулеметчик, прячась от хулы,
Затерялся где-то между нас.

По ночному стрельбищу луна,
Словно поверяющий плывет.
Крепко спит далекая страна,
Верит, что найдется пулемет.

СТАРУХА
Среди болотец Подмосковья,
Непроходимых по весне,
Витает грешница Прасковья
Не наяву и не во сне.

Давно уж нет ее товарок,
Снесен зачуханный барак.
Погожий день давно неярок,
Как предрассветный полумрак.

Давно не пишет и не едет
Отяжелевшая родня.
На пару дней осталось снеди,
А может быть и на три дня.

Природа чахлая прискорбно
Взирает на свое дитя.
Крепчают сумерки. Прасковья
С небес спускается, кряхтя.

ВАСЬКА
Последний из самых последних,
Из куртки лишь уши торчат,
Снует во дворах как посредник
Меж рослых парней и девчат.

Не знает ни в чем окорота,
Пролезет в любую дыру.
Как зверь защищает ворота,
Когда принимают в игру.

Квартал, равнодушный к дебошам,
То плач обжигает, то смех.
Родною страной недоношен,
Старательно тянется вверх.

ОСЕННИЙ  РОМАНС
Роняет ветер лист
В сухие ковыли.
Я перед вами чист,
Как церковь на Нерли.

Уже скосила Русь
Тяжёлые хлеба.
Судить я не берусь,
Куда ведёт судьба.

Давно находит взгляд
Приметы перемен.
Дороги не пылят
И взять не могут в плен.

Далёкие леса
Вступают на холмы.
Скупой полёт листа
Понять не в силах мы.

ПЕРЕД  ГРОЗОЙ
Почернело в лесу.
Почуднело.
Обезглавленным кажется лес.
Лишь сорока
строчит оголтело
В темноту
несусветную весть.
Почернело в лесу,
почуднело,
Как в заброшенном монастыре.
Каждый шорох
взведён до предела.
И мурашки
бегут
по коре.

ВЕРА
Часовня с иконой
Есть в поле пустом.
Ни пеший, ни конный
Не помнят о том.

Торопятся мимо,
Не смотрят вокруг –
Ведёт пилигрима
Не зренье, а слух.

Бессменно копаясь
В могильной пыли,
Часовня, как парус,
Маячит вдали.

Огонь её медный
Дрожит, как палаш.
И верует смертный:
–  Часовня – мираж…

Колеблется воздух,
Двоится киот.
Часовня, как посох,
Свой возраст клянёт.

Глядит она зорко,
Как старец к беде.
Но нет горизонта
Прямого нигде.

Далёкие страны
Плывут стороной.
Свои у них планы,
Ход мыслей иной.

Они – пилигримы,
И ты пилигрим.
Они повторимы,
И ты повторим.

И только часовня
Не стала видней.
И небо бессонно
И вечно над ней.

1941 ГОД
Женщина приехала на станцию,
Багажом всецело занята.
Протянула бережно квитанцию,
А в окне зияла пустота.

Застегнув навеки платье чёрное,
Женщина ушла от пустоты.
И несли молчанье удручённое
Железнодорожные мосты.

Занялась над миром ночь недужная,
Притаились тысячи огней.
Прыгала квитанция ненужная
Белою сорокой перед ней.

В ДВОРЯНСКОМ  ГНЕЗДЕ
Резкий посвист.
Тень карниза.
Палисадника пила.
Здесь жила когда-то Лиза,
А быть может, не жила.

В крайнем доме, в середине,
А быть может, и в другом
О судьбе ее рядили
За семейным пирогом.

Жгла веранда, будто линза,
Сожалений хоровод.
Здесь жила когда-то Лиза.
До сих пор еще живет.

***
Мир повернулся на оси,
Чего
Никто
И не заметил,
А ты его переспроси,
Куда он дел
Вчерашний ветер.

НА  СТЕКЛЯННОМ  ВЕТРУ
Жизнь печально кончается,
Что с собой заберу?
Колокольня качается
На стеклянном ветру.

«Морж» купается в проруби,
Тоже скоро помрёт.
Вот шарахнулись голуби
На две жизни вперёд.

Дым в пружину свивается,
Тянет в небо трубу.
Новый век затевается
На приокском горбу.

***
«Друзья познаются в беде».
Да где они?
Нету нигде!

Один над обрывом стою,
Цепляясь за ветра струю.

А ветер несёт по воде:
– Друзья познаются в беде.

ВИДЕНИЕ
Черепица облезлых спин
Обтекает пологий холм.
Отреклись от нас Бог и Сын,
Не приняв наших догм и норм.

Уходящие за горизонт,
Не воротимся мы назад.
Никогда нам не повезёт,
Слишком груз непосильный взят.

Твёрдых посохов нет в руках,
Только молоты и серпы.
Путь-дорога истёрта в прах,
А в обход – ни одной тропы.

* * *
Когда-нибудь придёт рассвет,
А нас уже на свете нет.
Смело нас жизненной волной,
Как говорится, в мир иной.

Стоят дома. Цветут сады.
Шумят ветра на все лады.
Соседи медленно встают
И нас в толпе не узнают.

***
Есть жизнь вторая или третья,
В которой мается поэт.
Её глухие междометья
Не задевают белый свет.

Её приливы и отливы
Тайком нисходят на чело.
Над этой жизнью плачут ивы.
Всё остальное – ремесло.