Для слабовидящихНа сайте Орловского Дома литераторов открывается постоянная рубрика «Разговор о литературе», где читатели, надеемся, смогут знакомиться с размышлениями писателей о проблемах современной литературы (и, может быть, не только литературы).
Мы рассчитываем на откровенный и конструктивный разговор, который планируем продолжать до тех пор, пока это хоть кому-то будет интересно. Мнения писателей будут публиковаться по мере их поступления в наш адрес, по возможности, без купюр, если это не будет противоречить корпоративной писательской этике.
Для начала разговора мы попросили современных орловских писателей ответить на несколько вопросов:
- Прошло 30 лет после распада Советского Союза, позади 20 лет нового века. Каковы, на ваш взгляд, промежуточные итоги постсоветского литературного процесса? Какой след оставили эти годы в вашем творчестве?
- Существует ли герой (в классическом понимании этого образа) в современной литературе? Есть ли сегодня у неё идеи и идеалы?
- Писатель и общество… Каким вы видите своего читателя? Чувствуете ли востребованность и поддержку со стороны общества?
- Творчество кого из современных писателей вам наиболее интересно?
- Чего вы ждёте от нового десятилетия в истории русской литературы, литературной жизни региона? Ваши личные творческие планы?
Игорь Малышев
Владимир Ермаков
Антонина Сытникова
Михаил Турбин
Светлана Голубева
Пытаясь ответить на предложенные вопросы, я, скорее всего, буду не последователен и не полон. С одной стороны, так сложилась цепочка рассуждений, с другой – ограниченный по времени, пробую, тем не менее, объединить в ответе то, что кажется мне наиболее важным.
На мой взгляд, подвести итоги, пусть даже и промежуточные, постсоветского литературного процесса практически невозможно. Попытаться дать оценку наиболее типичным и выраженным явлениям и тенденциям – пожалуй.
Литературный процесс после распада СССР, как и культурная среда в целом, претерпел колоссальные изменения. Вряд ли можно «обвинить» в этом демократизацию общественной и политической жизни страны. Демократизация (будем всё-таки придерживаться официальной терминологии) сознательно и бессознательно открыла все шлюзы, через которые питались многочисленные социокультурные среды советского общества, и в литературу хлынули такие бурлящие, нефильтрованные потоки разнокачественного материала, что в них буквально утонула профессиональная литература, на которой был воспитан советский читатель. Не надо говорить о том, какой резонанс это произвело в читательской среде. Все мы были этому свидетелями и помним, время, когда низкопробная безвкусица, как амбициозная претензия на новое, очищенное от идеологических штампов, искусство, полезла не только на книжные прилавки, но и на сцену, экран и т.д. А надо сказать, что главное зло, зародившееся в начале Перестройки – коммерциализация литературы. И этот фактор стоит уже отметить как тенденцию в литературе, как тенденцию номер один, сохранившую своё влияние и на сегодняшний литературный процесс.
Авторы и сторонники настоящей литературы стали проигрывать битву за читателя. Во-первых, проиграть им помогало государство. Да-да, государство. Оно взялось за подготовку умов для новых идеологических доктрин. Проще всего это удается, когда из них (из умов) вычищается всё накопленное к тому времени – с пропаркой, с дегазацией, с очистительными клизмами. А взамен подсовывается наспех сшитое, сколоченное, но прогрессивное, свободное – как дрожжевая закваска для нового массового брожения, как инъекция морфина, вызывающего духовные галлюцинации.
Во-вторых, и внутри признанного писательского сообщества, наметились не только организационные и идеологические расколы, но соблазны подышать вольным воздухом, затесаться в передовые ряды новаторов слова.
Всё это создало предпосылки для подмены не столько духовных ценностей (хотя и их, несомненно), сколько критериев ценности литературного творчества. Это не первое такое состояние. В России, безусловно, много подобных примеров на переломах, а точнее, изломах её исторической судьбы.
Но что важно? Когда, казалось бы, духовный кризис сулил опасность скатиться и писателю, и читателю до ничтожно низкого уровня взаимных требований друг другу, опасность безусловного сговора между ними, ведущего к разрушению созидательной, высокохудожественной наследственности в литературе – приходило отрезвление, читательский запрос становился более разборчивым и взыскательным.
Это не чудо. Это пресыщенность посредственной, неталантливой, но увлекающей своей новизной (в смысле широты тем, отсутствия нравственных ограничений, пикантных приёмов, да много ещё чего) литературой.
И новую битву проиграть нельзя. Нужно почувствовать настроение читателя. А читатель стал другой. Время. Время сегодня ужасно концентрированное по новациям во всех сферах жизни. И литература должна быть без потери лица эквивалентной этой концентрации. Это вторая немаловажная тенденция.
Но это и успешное время. Государство добилось своего. Качество молодёжи (позволю себе так выразиться) неуёмно растёт – я замечаю это по росту интереса к общественной и культурной жизни. Литераторы, пройдя многокилометровые и многолетние «коммерческие тренинги», нащупали свои творческие и житейские приоритеты. Пора объединять усилия.
Если Писатель и Государство хотят воспитать высоконравственного гражданина (а воспитательная функция заложена в обоих изначально), то у них одна, общая дорога. И начинать надо с самого маленького гражданина. Образовательные программы в регионах, и в Федерации, начиная с детского сада не должны быть уделом и зоной ответственности только образовательных структур. То, что касается, знакомства с литературой, привитием художественного вкуса, не должно обходиться без писательского сообщества. Писатель должен участвовать в обсуждении и составлении образовательных программ по литературе!
Нет универсального и вечного критерия настоящей литературы. Есть чувство Её. А одинаково ли её, настоящую, понимает Писатель и Читатель? На какой линии им надо сойтись, чтобы определить её эталон? И я ещё думаю: в чём уникальность и своеобразие сегодняшнего времени? В отмирании института литературной критики. Если современный читатель (а я всё-таки имею в виду молодёжь) повернётся к литературе не только, как способу развлечь себя, а как к духовному проводнику, то с учётом его миропонимания и претенциозности – он и есть критик. А каноны, поэтику, семантику и т.д. оставим для себя, для увлекательных споров в тесном кругу, у камина.
Я не имею в виду упрощение литературы. Я против упрощения литературы. Но литература должна быть понятна и близка читателю. А это не всегда достигается безупречностью художественного уровня. Лаконизм, афористичность, актуальность проблематики, созвучность времени – вот на что отзывается современный читатель. Конечно, есть вечные вопросы – и они всегда будут находить интерес. Конечно, всегда будут читатели с уникальными запросами – кто-то будет прицокивать языком от красоты слова, кому-то важна историчность и достоверность, кто-то упивается поисками тайных смыслов в символизме… Но они не составят массовую аудиторию.
И конечно, есть современный герой. Молодой человек не может не мечтать. Это неотделимое свойство молодости. Но это я про читателя. А есть ли он в литературе? Я думаю, что как раз в классическом понимании он есть – как определение, как «действующее лицо в системе персонажей». Без него и сюжет не состоится. Другое дело, кто он? Но вот тут уж совсем всё непросто. Это вопрос морально-этической компетенции. Часть литераторов в определении портрета героя осталась на старых, незыблемых позициях, которые отшлифованы столетиями русской литературной традиции. Кто-то совершенно убеждённо, а кто-то из конъюнктурных соображений изображает нового героя. Это вполне естественно. И говоря о современном герое, можно написать целую монографию. Это не только литературоведческое, но социальное исследование.
Я бы, возвращаясь к вопросу влияния Писателя на Читателя, поддержал бы те форматы проводимой орловскими писателями работы (прежде всего с молодыми читателями), которые наблюдаю и значение которых очень велико. Но хотел бы всё-таки не переоценивать это значение.
Если вы соберёте, к примеру, учащихся лицея, не надейтесь, что они проявят интерес к выступлению пожилого поэта со стихами о природе или глубокого философского смысла. Этому возрасту нужна любовь, героика, динамизм, эпатаж Есенина, Маяковского, горение Рождественского, Вознесенского, Евтушенко, Окуджавы и т.д. Вспомните, на кого заполнялись до отказа актовые залы институтов в годы расцвета гражданской поэзии 60-80-х годов.
Молодёжь надо зажечь, увлечь, повести. А нам просто нужны мероприятия. Но стоит провести одно скучное, на второе вы уже никого не соберёте. Вместо пользы получается… не польза.
Мероприятия должны быть продуманными по достигаемому эффекту.
Нужно учитывать возраст, статус, интересы, время, место, обстоятельства. Нужно изучать аудиторию до, а не после.
Нужно показать и доказать, что писатели – интересные люди (сами по себе), а творческий процесс может быть увлекательным.
Нужно влюблять в себя.
Вот всё это, кстати, сильно утеряли по отношению к уже упомянутому мною времени!
И нужна пропаганда. Через любые контактные среды с молодёжью. А как иначе? Увлечение литературой должно стать модным.
Что я жду от нового десятилетия в истории русской литературы? Скорее, я жду, что русская литература в новом десятилетии сохранит лидирующие позиции в мировой литературе. Это очень важно. Этим мы всегда гордились и не можем позволить, чтобы тем же гордились другие. Очень хочется верить, что при всей коммерческой мотивации (никуда от этого не деться) издательства, тесно сотрудничая с писательскими организациями, возьмутся за нелёгкий труд просветительства, подвижничества, воспитания. Ведь хорошая, настоящая литература есть, несомненно. И в том, что читают плохую, виноваты не те, кто её пишет (писали и писать будут), а те, кто её издаёт завидными тиражами.
Личных планов, конечно, много. Есть и такие, от которых порою дух захватывает, но, увы, они требуют много времени, а пенсионный возраст отодвинули… А профессию «писатель» заново не придумали!
31 января 2021
Владимир ЕРМАКОВ
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА: СУДЬБА И РАБОТА
Получив предложение ответить на ряд вопросов, касающихся судьбы литературы и литературной работы, я тем охотнее на него откликнулся, что данная проблематика с давних пор стала одной из сквозных тем моей эссеистики; авторские суждения по затронутым вопросам сложились как выводы из споров с коллегами по ремеслу и прений с самим собой. Эти высказывания отнюдь не директивны, отчасти даже провокативны, -однако, как мне кажется, отдельные положения стоят серьезного размышления.
- Прошло 30 лет после распада Советского Союза, позади 20 лет нового века. Каковы, на ваш взгляд, промежуточные итоги постсоветского литературного процесса? Какой след оставили эти годы в вашем творчестве?
Русская литература в Золотой и Серебряный век достигла высот невиданных, став сосредоточием лучшего, что есть в национальной жизни. Революция 1917 года среди всего прочего обрушила традиционную систему ценностей, — многое пришлось начинать заново. Партийная диктатура закрепостила литературу, подчинив словесность идейности; магия слова претворялась в идеологию, теряя волшебную силу. Лишь отдельные таланты могли преодолеть мертвую зону соцреализма и дать людям надежду и опору. В процессе контрреволюции 1991 года страна впала в другую крайность. Конец социализма, помимо развала государства, ознаменовался распадом общества.
Новая форма социума поражает воображение зияющим отсутствием символической структуры. Информационное пространство освободилось от идеологической цензуры, расширив донельзя пределы словесности, но удельный вес слова резко снизился. Соотношение слова и дела в наши дни выражается мнимой величиной. Была надежда, что упадок письма и кризис чтения – явление временное, обусловленное сменой социокультурной парадигмы: как только хаос устаканится, в общественном сознании восстановятся незримые связи, организующие жизнь как текст, и по этим силовым линиям, следуя предустановленной гармонии языка, будет нарастать новая реальность. Не случилось…
Текущий литературный процесс, если отследить его в половодье беллетристики, разделяется на два направления: деструктивная практика и реставрационная работа. Одни литераторы задались целью претворять в текст произвольные концепты, а другие – повторять на все лады прописные истины. Две стратегии, провокативная и ритуальная, -обе неверные. Ибо миссия художника – быть агентом влияния вечности в своем времени.
Задача творца – обнаружить новые возможности существования и произвести от них новые формы жизни. Чтобы расширить и обустроить пространство бытия. И с ней современное искусство не справляется. Традиционалисты под видом почитания классиков практически установили культ мертвых. Постмодернисты в большинстве своем фактически перешли линию фронта, став на сторону абсурда. Практика консерватизма бесперспективна. Теория концептуализма безнадежна. Не случайно постмодернизм, обрушив иерархию авторитетов, объявил “смерть автора”. Однако литература продолжается. Как всегда – вопреки. Как всегда – навстречу. Вопреки теоретикам рыночной экономики, умеющим только считать. Навстречу каждому человеку, умеющему читать. Ибо потребность в слове не умрет, пока на земле остаются хотя бы двое, говорящие на одном языке.
Если говорить о собственном творчестве, для меня эти годы, как ни странно, были продуктивным временем. Я стал активно публиковаться и издаваться только после конца советской идеологической системы, поэтому у меня не было проблем со сменой ориентиров. Когда стало возможно писать свободно, я смог реализовать потенциал, заключающийся в собственной позиции. Все мои опыты в поэзии и прозе получили возможность публикации в периодике и в книжных изданиях, прежде всего в Орле, но также в столице и в загранице. Другое дело, что читателей стало мало: престиж литературы снизился до рыночного рейтинга, и спрос на слово упал.
- Существует ли герой (в классическом понимании этого образа) в современной литературе? Есть ли сегодня у неё идеи и идеалы?
Словесность – та сфера, где происходит регенерация символического, истощенного идеологией и демагогией. В сокровищнице языка осознаются и воспроизводятся национальные ценности. Однако в наше время в нашей стране нет государственной парадигмы, в которой общество видело бы залог исторического наследования и социального развития. Поэтому в людях нет позитивного идеала, который мог бы стать внутренним образом положительного героя. Оправдание добра, по определению философа Владимира Соловьева, в нашей прозе содержится скорее как доказательство от обратного, чем свидетельство очевидного.
Пожалуй, единственной удачной попыткой сжатия традиционных ценностей в ядро личности я счел бы роман Евгения Водолазкина «Лавр», где главный персонаж, человек с уязвленной совестью, через страдания и деяния достигает трудной праведности. Водолазкин дал своей книге подзаголовок неисторический роман, однако его герой прочно укоренен в родной истории. Задача же в том, чтобы прописать его в современности, — перенести из житийного контекста в житейский. Но в реалиях рынка героика, увы, без остатка поглощается прагматикой. Поэтому в нашей беллетристике героическое вошло в симбиоз с фантастическим; можно сказать, что мистика стала своего рода вакциной от цинизма .
Если посмотреть на проблему шире, можно сказать, что в современной литературе героем является автор, — когда он, несмотря на все посулы текущей политики и соблазны рыночной экономики, продолжает служенье муз, как его обозначил Пушкин – восславляя в наш жестокий век свободу, пробуждая добрые чувства и милость к падшим.
- Писатель и общество… Каким вы видите своего читателя? Чувствуете ли востребованность и поддержку со стороны общества?
Российская государственность и русская словесность являются двумя явлениями одной целенаправленности, и пока между ними нет согласия, отечественная история так и будет двигаться судорожными рывками – от экстазиса к кризису, от кризиса к экстазису. Иначе говоря, общественное мнение то одержимо пафосом, то разъедено скепсисом, а государственная стратегия фатально не совпадает с национальной идеей.
Исследуя современное состояние общественного сознания, философ Владимир Бибихин поставил неутешительный диагноз: Тяжелое отравление мнениями. Еще худшее – императивами. Лучшее лекарство от идеологии – литература. Однако сегодня литературное творчество, превратившееся в словесное производство, не имеет прежнего влияния на общество. Словесность оторвалась от действительности, и литература потеряла терапевтические свойства. Когда нет веры в слово, нет доверия ничему и никому. То, что литературный процесс последовательно отделяется от магистрального русла актуальной культуры, есть проявление системного кризиса потребительского общества, исключающего духовные ценности из повседневного оборота. В наше время писатель как фигура речи утратил право первородства слова. Причин тому много, — как общего порядка, так и частного.
Литературу лишили прежнего статуса за то, что она не оправдала возложенных на нее надежд. Влияние писателей в современной российской культуре исчезающе мало. Печальнее всего то, что сами мастера слова, от которых зависит расширенное воспроизводство смыслов в общественном сознании, — будь то литераторы, будь то философы, — смирились с таким положением вещей. А читатели в большинстве своем уравняли в чтении литературу и журналистику. Все стало не так, как было.
Что не так с читателями? Они стал читать иначе: не вычитывать смысл, а считывать информацию. Читатель разуверился в логоцентрической концепции мира. Складывавшаяся веками иерархия знания разрушена. Каждый судит и рядит по своему разумению, и сам решает, что почем в этом мире. Можно сказать, к месту цитируя Бродского, — каждый сам себе царь и верблюд. Общего смысла у нашей эпохи нет. Постмодерн не настаивает на смысле и не настаивается на нем.
Что не так с писателями? Просиявшая славой в лучшие времена, в эпоху постмодернизма харизма писателя потускнела и померкла. Золотой век русской литературы, начавшийся явлением Пушкина и завершившийся явлением Толстого, возвел писателя в статус властителя дум. Серебряный век, случившийся на рубеже веков и оборванный революцией 1917 года, наделил словесность магической харизмой трагического характера. В Железный век, то есть в период диктатуры социалистического реализма, писатель был на должности “инженера человеческих душ” — своего рода специалиста по настройке внутреннего мира на соответствие заданным параметрам. А в потребительском обществе писатель всего лишь поставщик текстов на книжный рынок, где верх держит издатель, озабоченный рентабельностью своего бизнеса.
Вторая сторона кризиса – внутренний разрыв среды. Раскол Союза писателей СССР на две враждующие фракции скомпрометировал писателей в значении властителей дум, уравняв в общественном мнении писателей с публицистами. Забыв, что служенье муз не терпит суеты, писатели засуетились, стараясь попасть в случай. Разделение литераторов на “патриотов” и “демократов” стало прокрустовым ложем литературы. Как сказал сто лет назад Виктор Пепеляев, премьер-министр в правительстве Колчака, расстрелянный вместе с ним, — Российские либералы слишком мало любят родину, а русские патриоты слишком дешево ценят свободу. Когда те и эти стали всячески поносить друг друга, читатели перестали верить и тем, и этим. Тем более что в писатели в этот период пролезло множество авторов, начисто лишенных дара слова.
О том, что значит быть писателем в Орле, следует сказать особо… С некоторых пор, в зачет заслуг орловских классиков перед родной словесностью, за Орлом явочным порядком утвердилось неформальное звание третьей литературной столицы, — однако в настоящее время литературный процесс в городе заметно ослабел. Одна из причин – снижение критериев мастерства. Литературная критика в регионе отсутствует как таковая. Так что каждый автор сам, в зависимости от самомнения, назначает себе цену; как правило, весьма завышенную. Книг издается много, а проку в них мало.
Книга в гербе Орловской области обязывает хранить верность слову, а в наши дни реальный уровень актуальной культуры находится ниже прожиточного минимума. Достаточно сказать, что в первое десятилетие нового века печальной чередой из жизни ушло поколение, долгие годы представлявшее Орловский край в современной литературе, — а культурная среда вроде как не почувствовала утраты.
Тем не менее, словесность продолжает быть. Хочется верить, что авторитет литераторов возрастет, и интерес к литературе вырастет – когда следующее поколение почувствует необходимость понять, чему оно следует. А пока каждый, кто пишет, рассчитывает лишь на то, что это кому-нибудь нужно.
Когда я пишу, не думаю, на какую аудиторию можно и должно рассчитывать: я рассчитываю только на себя. Но когда публикую написанное, полагаю, что таких, как я, в мире много. Я уверен, что среди тех, у кого потребность в чтении не покрывается чтивом, есть вдумчивые книгочеи, которым нужно то, что важно мне.
Как поэту мне трудно судить о своей востребованности, потому что поэзия как жанр ныне существует в заочном формате – без обратной связи. Но опыт философской эссеистики в периодической печати (своемерные заметки в «Орловском вестнике») за годы работы убедил меня в том, что овчинка стоит выделки; спрос на серьезную словесность превышает предложение. Когда нахожу понимание, я заново уверяюсь в своем призвании. И, преодолевая сомнения в себе, продолжаю заниматься своим странным ремеслом.
Писать, если набил руку, не трудно, — трудно быть писателем. Сознавать себя писателем, значит, постоянно сомневаться в своем статусе. Скажем, реставратор или ресторатор, если дело идет успешно, априори уверены в том, что их действия отвечают критериям действительности, — а у литератора такой уверенности нет. Сужу по себе…
Иногда мне кажется, что я стою у алтаря, совершая таинство претворения мысли в слово, и на мне сосредоточены ожидания чуда.
Иногда мне кажется, что я стою на паперти храма культуры, выпрашивая у проходящих мимо читателей толику внимания.
Иногда мне ничего не кажется, — и это хуже всего…
4. Творчество кого из современных писателей вам наиболее интересно?
Как говорил Толстой, делай что должно, и пусть будет что будет. Именно так, в должном направлении, вопреки рынку и наперекор конъюнктуре, продолжается великое делание русской литературы. Многие мастера слова на рубеже веков завершили свое подвижничество и перешли в разряд классиков. Свято место пусто не бывает, и ведущие позиции занимает новая генерация талантливых литераторов; их творчество порой вызывает споры, но мастерство несомненно.
Всякий выбор субъективен; я могу назвать лишь тех, в ком нахожу избирательное сродство. Вот некоторые авторы, которые мне особенно дороги как читателю.
В поэзии – Ольга Седакова, Александр Кушнер, Юрий Кублановский, Сергей Гандлевский. В прозе – Евгений Водолазкин, Алексей Варламов, Леонид Юзефович, Павел Крусанов. В философии – Александр Секацкий. В критике – Павел Басинский и Валентин Курбатов. Есть и другие, но на ближней полке – эти.
- Чего вы ждёте от нового десятилетия в истории русской литературы, литературной жизни региона? Ваши личные творческие планы?
Трудно рассчитывать, что современность сама по себе сможет исцелиться от хронического постмодернизма и сумеет стать для всех и каждого открытой возможностью быть людьми в полном смысле слова. Наше время не складывается в эпоху: патетики хоть пруд пруди, а поэтики кот наплакал. Актуальное искусство не оставляет человеку шанса узнать себя и сотворить себя по лучшему образцу. Но наше дело не безнадежно.
С эмпирической точки зрения может показаться, что в существующих обстоятельствах у литературы нет широкой перспективы. Но ведь любая перспектива – умозрительная иллюзия, свойственная сознанию. Может быть, русской литературе – как русской иконе – свойственна обратная перспектива. Тогда знаменитое высказывание Евгения Замятина (будущее русской литературы – это ее прошлое) обретает позитивное значение. Пока русский язык остается живым – и для того, чтобы он оставался живым – процесс смыслообразования, начатый тысячу лет назад «Словом о законе и благодати», должен продолжаться. И будет продолжаться. Потому что русская ментальность и русская словесность составляют две стороны односторонней поверхности – как в ленте Мёбиуса.
Потребность индивида в литературе не прекращается с падением массового спроса. Ни одна действительность не исчерпывает возможностей существования. Дух времени ищет пристанища в пространстве языка. Ускользание смысла из сознания порождает экзистенциальное напряжение, понуждающее самость к поиску утраченной идентичности.
Литература в эмпирическом плане – всего лишь литература. Литература в символическом пределе – непрекращающаяся попытка обличить и обналичить в человеке человеческое, слишком человеческое и самое человеческое – то, что нельзя вместить в слова, но тем более нельзя обойти молчанием. Если у народа есть надежда на будущее, она обретается в родном языке. А форма разумного и действительного существования языка – литература. Пройдя через очередной кризис, словесность продолжится впредь. Словесность не только транслирует мировоззрение, — она генерирует его. Темные и смутные содержания эпохи она концентрирует в смыслы и образы. Никто из вменяемых литераторов сознательно не ставит себе этой амбициозной задачи, но труд каждого вершится в масштабе целого. В пространстве семиосферы словесность является плацентой смысла. Что у времени на уме, то у эпохи на языке. Рано или поздно здравый смысл возобладает над наваждением легкой жизни, затуманившим общественное сознание. И тогда литература вернется в центр культурной жизни.
Уже проявляются тенденции, дающие основания к сдержанному оптимизму. В конце 2020 года создана Ассоциация писателей и издателей, объединившая усилия отдельных групп и союзов. Руководителем Ассоциации избран известный писатель и общественный деятель Сергей Шаргунов. В Творческий совет, возглавляемый советником президента по культуре Владимиром Толстым, вошли самые авторитетные деятели современной литературы. Хочется надеяться, что в ближайшие годы в стране произойдет перезагрузка программы культурного развития.
В Орле тоже можно рассчитывать на позитивные сдвиги. Руководство региона продолжает поддержку литературного процесса, сохраняя принципы, положенные в основу культурной политики губернатором Егором Строевым. После двух губернаторов, в этом плане (как и в других) оставляющих желать лучшего, Андрей Клычков представляется писательскому сообществу просвещенным правителем. Есть и другие благоприятные моменты. Так назначение Сергея Ступина на должность директора музея-усадьбы Тургенева в Спасском заметно усилило позиции региональной культуры, прежде всего связанные с литературной традицией.
В моей собственной работе, я думаю, ничего существенно не изменится. Литературное дело – явление общественного значения, но писательство – дело одинокое. Главное для писателя – суметь раскрыть и реализовать свой потенциал. В этом плане я не считаю свою работу завершенной. В минувшем году подготовлена к изданию книга избранных стихотворений – лучшее, что написалось за полвека. А в настоящее время в работе книга в неформатном жанре – в некотором смысле итоговая; все стоящее, что случилось со мной в опыте жизни, хочется изложить своими словами в формате книги. Среди прочего в нее войдут отдельные суждения из этого текста.
31 января 2021
Антонина СЫТНИКОВА
- Прошло 30 лет после распада Советского Союза, позади 20 лет нового века. Каковы, на ваш взгляд, промежуточные итоги постсоветского литературного процесса? Какой след оставили эти годы в вашем творчестве?
В своё время Блок писал, что «современная литература интересна уже тем, что она эстетически отражает наше время». И если в современной литературе стало слишком много натурализма, обращающего внимание на тёмные стороны человеческой природы, или откровенного ёрничанья – это говорит о состоянии общества, о том, что происходит вокруг и внутри нас.
А вокруг происходят перемены, меняющие само потребление информации. Телевидение, интернет предлагают информацию уже кем-то переработанную, легко усвояемую, а чтение книги – это всё-таки труд. Но ведь нет ничего приятнее этого труда. Мы то и дело берём в руки журнал или достаём с полки книгу.… И в авторском тексте хочется видеть автора, его взгляд на этот мир, на человека в этом мире. А зачастую современная литература становится игрой цитат, откровенных подражаний и вариаций на чужие темы.
Что касается моего творчества, то я пришла в литературу уже в постсоветское время. Первая книга увидела свет в 1993 году. Тогда я ещё не предполагала, что свяжу свою жизнь с литературой. Но как говорили древние стоики «судьба покорного ведёт, а непокорного тащит». И пока меня судьба «тащила» в нужном направлении, воды утекло немало. В 96-м году я ушла со сталепрокатного завода, где до этого долгие годы работала инженером-электронщиком. Позже, оставшись без каких-либо средств, прошла путь от безработной до заместителя генерального директора фирмы, каждые три года меняя место работы, потому что предыдущая работа попросту исчезала, порой вместе с предприятием.
Думаю, что это обогатило мой внутренний мир и позволило острее видеть мир внешний. В какой-то мере закалило характер.
Параллельно с этим шла жизнь литературная. Публикации в периодической печати, встречи с читателями… Особенно запомнилась одна встреча в районном городке Сумской области на Украине. Там была слушательница лет 80-ти, наверное. Было ощущение, что она не просто слушает стихи, а буквально впитывает их всем своим существом. Вот тогда я впервые поняла, что пора отказываться от восприятия своего творчества как всего лишь увлечения, перестать думать, что есть настоящие писатели, а я так, «зашла чаёк попить».
Полагаю, что время всё расставляет по своим местам. Как говорил Жуковский: «Потомство раздаёт венцы и посрамленья».
- Существует ли герой (в классическом понимании этого образа) в современной литературе? Есть ли сегодня у неё идеи и идеалы?
Последнее время стала ловить себя на том, что чем больше шума вокруг какого-то фильма, тем меньше у меня желания его смотреть. Для современного мира характерно надувание мыльных пузырей, в том числе это происходит и в литературе, когда раскручиваются произведения достаточно ничтожные, со столь же ничтожными «героями». И произведение бездарного автора зачастую преподносится как нечто гениальное.
Постмодернистская литература и СМИ взахлёб стараются показать бытие в самом неприглядном свете, навязывая нам отношения бесстыдства, воинствующего эгоизма и торгашества. Но в самом обществе, как мне кажется, уже нарастает сопротивление подобному навязыванию. Настрадавшись в пустоте антигуманистического мира, читатель ждёт героя, демонстрирующего честь и достоинство. И в жизни, несмотря на засилье потребителей материальных благ и личного комфорта, мы порой сталкиваемся с подобными героями. А литература должна видеть этого героя и показывать его читателю. Ведь нечто героическое всегда необходимо как повод для гордости, как образец поведения. Будет литература идти за гуманизацией и героизацией общества или, наоборот, общество пойдет за литературой, я не знаю. Но идти в этом направлении необходимо.
- Писатель и общество… Каким вы видите своего читателя? Чувствуете ли востребованность и поддержку со стороны общества?
Востребованность и поддержку со стороны общества ощущала и ощущаю всегда, иначе не прошла бы свой путь от любителя до профессионала. Но востребованность и поддержку со стороны власти хотелось бы ощущать в большей степени. В том числе и в местной писательской организации. Я выше говорила о воинствующем эгоизме. Поменьше бы его видеть в ближайшем окружении.
А что касается окружения дальнего, разговоры о положении писателей ведутся уже давно, а воз, как говорится, и ныне там. Изменит ли что-нибудь этот наш разговор? Сомневаюсь. Во властных структурах по-прежнему остаются силы, готовые и дальше разваливать страну. И зачем им в этом случае писатели, тем более, стоящие на патриотических позициях?
- Творчество кого из современных писателей вам наиболее интересно?
Меня, как поэта, в первую очередь интересует поэзия. И в ряду, близких мне по духу поэтов – Владимир Скиф, Геннадий Ёмкин, Светлана Сырнева и другие. Помню, как меня потрясла поэма Николая Мельникова «Русский крест». До сих пор осталось ощущение необъятного простора от стихов Владислава Артёмова, прочитанных на сайте «Российский писатель». Вообще сайт «Российский писатель» позволяет следить за творчеством членов Союза писателей России, открывать для себя новые имена, представлять свои произведения, получая при этом непредвзятые оценки серьёзных писателей. И я очень рада тому, что однажды решилась выйти на эту площадку.
- Чего вы ждёте от нового десятилетия в истории русской литературы, литературной жизни региона? Ваши личные творческие планы?
Ну чего можно ждать от нового десятилетия в период пандемии? Возможности выхода к читателю, непосредственного общения с ним. Есть желание издать новую книгу. Есть желание снова путешествовать, это привносит свежие краски в творчество. Есть желание снова встречаться с другими писателями в России и на Украине. Общение, так же как и путешествия, раздвигает рамки кругозора, позволяет многое увидеть в новом свете.
Сижу, вот, раздумываю, – сразу бросилась в глаза ссылка на «общество», которое озаботилось положением писателей и «надо ему помочь».
Ворчу: это что за «общество», неужто малое, что бывает с ограниченной ответственностью? Если так, то надежды на изменение в лучшую сторону по отношению к литературе чрезвычайно малы. А если «общество» большое, т.е. весь российский народ, то такое общество давно расколото вдоль и поперёк агрессивной его частью, ядром которого является т.н. элита, держащая основные рычаги управления страной. От неё зависит самочувствие большинства граждан, в том числе и писательского сообщества. И тут я задумался над тем, как мне объективно выразить своё отношение к этой самой элите? У меня сложилось к ней крайне негативное отношение, хотя и понимаю, что теперь она не так сплочена в понимании будущего пути развития, как раньше. Например, внутри неё нарастают разумные силы, понимающие бесперспективность выбранного курса развития и пора его менять. Другие силы хотели бы косметического обновления, трещащего по швам капитализма. Эти «другие» менять свой курс не желают, они – главные, и будут вести Россию к окончательному распаду. Будут делать уступки по второстепенным вопросам жизни граждан, когда невозможно их не сделать, но курс, выбранный ими, постараются сохранить. Россию они уже списали.
Можете не сомневаться, уважаемые читатели и не читатели, что не допустят они возрождения экономической мощи Росси – западному капиталу такая страна опасна. Поэтому вся надежда на разумные силы Кремля, они есть. Думаю, что посыл надежды на улучшения писательского труда исходит от них. Моё мнение в этой связи такое: надо менять не только отношение к литературе, но и к самой жизни граждан России, может даже всего человечества Земли. Как никогда все мы взаимосвязаны, что наглядно показал коронавирус. Он лишь этюд, а картина мира печальная. Говорят, что вся надежда на Россию. Правильно говорят – у нас есть опыт альтернативного пути. Дело за переработкой его, чтобы в обновлённом виде предъявить человечеству. Я не хочу здесь выступать пропагандистом этого пути, мне ответить надо Дому литераторов на вопросы – это лишь вступление. Разрешено не ограничивать себя. Вот и разговариваю с незримым читателем, а читатели разные бывают. Хотел бы сказать им: если не изменится экономический курс развития страны, мы не выберемся из глобальной ловушки.
Вместе надо думать, как мягко, бескровно, перейти к новому курсу в короткий срок. Времени осталось крайне мало. У меня есть такие строчки стихотворения, написанные в 90-е годы:
Ещё стоим упрямо возле бездны,
Нас голыми руками не возьмёшь,
Ещё мы делимся на трезвых и нетрезвых,
И не окончен воровской делёж.
Теперь, думаю, могут взять и «голыми руками», несмотря на атомное оружие наше и сверхскоростные чудо-ракеты. Спросите, как? Просто. Ведь строим жизнь на западный манер. Посмотрите, что происходит с русским языком, его умышленно забивают англицизмами. И кормят нас до отвала с телеящика англотятиной. Ничего не стоят оправдания, что, мол, делается это ради извлечения прибыли, когда идёт конкурентная борьба за зрителя и т.д. Так ли это? Нет, не так. Хозяева телеканалов включены в общую реформаторскую работу по переделке русского человека. Ну, покажут, например, на канале «Культура» писателя Волгина с книгой какого-нибудь классика русской литературы. Обсудит он со специалистами достоинство автора книги, привлечёт внимание к нему, и что? Пока идёт показ, страна лишается очередной библиотеки, или рушится где-нибудь сельский клуб. Показ – дело нужное, но этого крайне мало. Чересчур много бандитских разборок с жестокими убийствами, чересчур много моральных уродов. И преподносятся они как звезды современной эстрады. Словно сценарий писал Дьявол. Знакомо? Слышал я, что на Западе такое недопустимо, да ладно, не верю, там судов боятся, сутяжничать привыкли.
Теперь, что касается литературы? Тут нужен особый разговор. Литература, в широком смысле понимания её, как раз и есть разговор о жизни, поэтому и высказываю свою точку зрения.
Свой мировоззренческий взгляд я однажды попытался высказать в альманахе «Орёл литературный», 2017 год, стр. 16-22. Можно ознакомиться. Там, в частности, я написал: « …Современная литературная река не перестала быть светлой, хотя и тащит много мути. Два стрежня в ней, почти, как прежде: один несёт воды своих вековых притоков, а другой — собрал ручьи от обильных дождей с облаков, пришедших на русскую землю издалека. Есть омуты, завихрения и подводные течения, которые можно условно назвать моральной сумятицей. Не всё так просто, картина намного сложнее. Те и другие нередко меняют устойчивое местонахождение, распадаются на сверкающие струи с лопающими пузырями. Тем не менее, эта картина отражает все спектры нашей жизни. В ней и божий свет и дьявольская тьма. Из писателей нового поколения к государственникам можно отнести, например, Захара Прилепина, а к либералам – Дмитрия Быкова…»
Могу добавить к сказанному, что развал СССР – чудовищное злодеяние по глубине своей и широте размаха, не имеющее аналогов в мировой истории. Это общепринятое утверждение со стороны потерпевших от него. О скрытых механизмах и лицах, двигающих этот иудин процесс, написано немало книг в документальной и художественной формах. Но ещё не всё сказано. Это придётся сделать следующим поколениям писателей: вносить уточнения и дописывать полотно эпического размаха. Литературного языка к нему до сих пор недостаточно, ибо у простого русского человека при слове «перестройка» с уст срывается непроизвольно матерщина. Порой она безадресная, но чаще всего летит в сторону т. н. либералов-реформаторов. Что было совершено? Предательство народа кучкой мерзавцев из КПСС вместе с КГБ, в сговоре с западными спецслужбами и мировыми финансовыми воротилами. Исполнителем задуманного выбран был М.С. Горбачев. Как это происходило, нет нужды говорить – язык людской распух от говорильни. Многие искренно верили в чистоту либеральных намерений, как же – романтика, борьба за свободу и общечеловеческие ценности! Клюнули на приманку простые люди. В стране давно шли кухонные разговоры по линии сравнения уровней жизни на Западе и здесь. Появились диссиденты, стиляги, спекулянты, подпольные дельцы. Всё это нарастало. Подражателями западного образа жизни в СССР нередко становились дети крупных партийно-хозяйственных чиновников. На столицу равнялись города и веси страны. И пошло, и поехало. Советская литература это зафиксировала «почвенными» глазами, «партийным оком» холуйской критики, и пьяными глазками забавных «Венечек». Пусть с ними разбираются литературоведы. Я, как провинциальный свидетель жизни того периода, знаю, как быстро вдруг, словно по команде, свернули свою наступательную работу партийные пропагандисты и ослабли цепкие руки 5-х отделов КГБ. И случилось то, что случилось. Повторяю: чудовищное предательство Родины, и не только СССР – всей исторической России. Антисоветский вопль заглушил разум. И речь идёт не только о неслыханном обогащении малой части населения за счёт большинства. И дело вовсе не в воровстве и коррупции или вывозе наворованного богатства заграницу. Это полбеды, это поправимо. Тут намного серьёзнее. Подлое дело не завершено, гибели СССР им мало – надо, чтобы Россия распалась окончательно и никогда больше не посмела стать угрозой мировому капиталу. Российский капитал у него на привязи, он свободен, как телёнок, привязанный хозяином к колу.
Пока на государственном уровне не будет дана честная оценка тем событиям и не будут наказаны виновные, я не вижу ничего хорошего для страны. Вряд ли «элита» собираются менять положение вещей в лучшую сторону. Она рассуждать может примерно так в отношении проблем с писателями: «Русская литература, в отличие от западной, – совестливая, и всегда была на стороне обиженных и оскорблённых. Нам это нужно? С какой стати тратить на неё ресурсы? Сегодня писатели требуют улучшения положения, а завтра будут протаскивать враждебные нам мысли в своих сочинениях. Знаем эту публику».
Поэтому я не страдаю маниловщиной, хотя и тешу себя надеждой на возможные перемены к лучшему.
Например, разумные деятели культуры недавно создали «Ассоциацию писателей России». Я ознакомился с её Уставом в интернете, увидел знакомые и знаковые фамилии в руководстве и наблюдательном совете. Кое-что понял. Что сказать? Неплохо для начала – и компромиссно, и подконтрольно. Так и должно быть. Власть на то и власть, чтоб держаться и не упасть. Она, конечно, не рабоче-крестьянская, но научилась держать население в повиновении и охранять свои богатства. Значит, распад России ей не выгоден, хотя бы пока. Но сумеют ли разумные властолюбцы противодействовать гибельному пути, тоже вопрос. Им приходится постоянно лавировать, когда распоряжаются извлечёнными доходами, находить компромиссы с конфликтующими между собой политическими силами. Тяжёлая работа. До литературы ли? И поэтому литературный процесс идёт рядом с похоронным. Живые не слышат мёртвых, и наоборот.
Виновные в разрушении СССР всё ещё правят «сатанинским балом».
Что с нами происходит? В своем сборнике стихов «Стреноженный покой» (1994 год) я состояние общества попробовал определить так:
Перебаливаем,
В другое состояние переваливаем.
Не выпрямиться в полный рост:
То тянут вправо,
То тянут влево,
А под ногами шаткий мост
И пропасти бездонной зево.
Перебаливаем,
Слова чужие перевариваем
И восторгаемся, что состоянье – ново,
А горизонт за перевалом чист.
Нам разъясняет истинное слово
С амвона бывший антихрист.
Давно стоим у роковой черты.
Шалеем от избытка воли,
А на душе темно до пустоты,
Как состояние протрезвления и боли.
Перебаливаем,
В другое состояние переваливаем.
Пусть строчки несовершенные (написаны до принятия меня в СПР), но они написаны честно, и дух эпохи в них присутствует.
Перебаливаем. Что вы хотите от полубольных людей? Конечно, выздоровления.
Есть и нормальные россияне, те, кто стоит на страже государственных интересов Родины, её защиты, независимости и целостности. Это: военные, дипломаты, учёные, технари, люди из сферы образования, медицины, культуры и т.д. Кто душой и сердцем по-настоящему болеет за Россию. Некоторые из них выбирают потом осознанно писательский путь.
Среди здоровых людей всегда есть герои с конкретными именами.
И вообще, наша страна – страна героев из-за многих факторов. Если кому неясно, ликбез устраивать не буду, изучайте историю. Мы и сегодня остаёмся страной героев. Ни одна другая страна не уцелела бы, совершив такой геополитический кульбит. Мы – на изумление всем – смертельно кувыркнулись и стоим на своих ногах. Но, перебаливаем… Одно то, что Россия выживает в этом взбесившемся мире, делает её героической.
Что касается создания литературных образов, например, типа Павла Корчагина, то эта задача невыполнимая. И вот почему. Извращена цель общественного труда. Устами Чубайса новая государственная власть выбросила лозунг-призыв: «Обогащайтесь!» Впервые, кстати, его провозгласил Николай Бухарин, Анатолий Борисович у него просто позаимствовал. Спутал, правда, способы с методами. Это у него бывает. И полезли из тёмных уголков человеческой души наверх низменные страсти. Все средства стали хороши ради обогащения. Нормальные смыслы поменяли на противоположные. Пошли перевёртыши. Кстати, родоначальник их известный Ницше, что потом сошёл с ума. Им одно время увлекались многие известные писатели. Постмодернистское время – время перевёртышей, и культура постсоветских годов переполнена ими. Они хорошо подаются и продаются. А как иначе? Цель общественного производства – получение прибыли. Власть, наверное, ждёт от литераторов создания художественного, привлекательного образа предпринимателя. Такого, чтобы дело умело вёл, умным был, высокообразованным, милосердным и честным. И, конечно же, чтоб налоги во время платил, и т.д.
В общем, типа современного богача – человека нового понимания, двигателя прогресса для получения ещё большей прибыли.
С какой стати русский писатель, воспитанный на классике, станет заниматься подобной ерундой? Ищите других, тех, кто будет создавать такой образ ради денег и славы. Но, всё равно, привлекательного образа общероссийского масштаба не получится. Не хочется делать погремушки. И сидеть сложа руки нельзя. Образ нового литературного героя всё-таки будет, может, он уже рождается в муках. Мечтать не вредно даже о справедливом распределении прибыли.
Помню, свобода началась с несвободы. Это к слову о литературном процессе в те лихие времена. Не хочу напоминать о содержании «письма 42-х» писателей – подписантов с призывом к власти «Раздавить гадину». Поинтересуйтесь, читатели, чьи фамилии стоят под этим холуйским письмом? Там сплошь интеллигенты, умные, грамотные и свободолюбивые. Они долго обзывали своих идейных противников красно-коричневыми. Науськивали власть не церемониться с ними, закрывать их печатные органы, отбирать помещения, не давать возможности говорить. Слово «русский» надолго исчезло из публичного пространства, а если кто его и произносил, то становился нерукопожатым или маргиналом. И хотя деление на «своих» и «чужих» в писательской среде произошло намного раньше расстрела Парламента, то после кровопролития и принятия в спешке Конституции многое увиделось даже из тихих уголков провинции.
Представим литературу как многоэтажное здание с трещинами. И вот оно затрещало и рухнуло. Лежат куски стен, груды кирпичей. Щебёнка и пыль. Произошло то же самое, что случилось с СССР. Ничего нельзя заново построить из-за яростного сопротивления материала.
И это повлияло на весь литературный процесс того периода. Борьба продолжается и в 21-м веке, патриотические силы называют её «Русским сопротивлением». Речь идёт не только о писателях, а обо всех творческих людях, независимо от национальности, которые бережно относятся к прошлому России во все периоды её истории. Такие люди любят литературное слово, используют его на благо страны.
Теперь о писательстве в нашей провинции.
Меня в те годы волновала гражданская тема. Ведь, что происходило в нашем отделении СПР? Ожидание правды, потом – недоумение, нищета и отрезвление.
Спасибо журналу «Наш современник». Он стал компасом в бушующем море гнусной лжи. Мы постоянно его получали, всё яснее стали понимать события, происходящие в Москве и по всей России. Журнал до сих пор я считаю особо духоподъёмным, полюбил его позицию, прочитанные выпуски передавал друзьям и знакомым. И журнал «Молодая гвардия» тоже помогал избавляться от уныния. Знаете, дорогие друзья, на мой взгляд, назрела пора не только высказываться в электронном пространстве по предложенным Домом литераторов вопросам, но и написать книгу воспоминаний о работе нашей писательской организации в самые нищенские годы. Рассказать, как мы умудрялись печататься в местных газетах, столичных журналах, других регионах страны. Как жили и чем дышали. Такая книга была бы памятью, ушедшим в мир иной товарищам по перу. Одному человеку написать такую книгу непосильно, это многоохватная работа. Надо включиться в неё многим из нас. Давайте отнимем хлеб у будущих местных литературоведов. Правда, у нас есть книга: «Орловская писательская организация за 50 лет», но это биобиблиографический справочник-отчёт, а не рассказы, не воспоминания о писателях. Надо написать не в сухой, сжатой форме, а в художественно-привлекательной.
Вот пишу, а перед глазами стоят они – те товарищи по перу. Меня порой охватывает такая гордость за их литературный труд, что, не сомневаясь, называю его подвигом. Подвигались же, продвигались, брали препятствия, шли вперёд в чрезвычайно суровых условиях и нищенской обстановке. Вы спрашиваете про литературных героев? Повторю ещё раз: оставьте их в покое, они возникнут сами, если будем равняться на имена писателей старшего поколения, например, Владимира Бушина, Юрия Бондарева, Станислава Куняева, Александра Проханова и очень многих других. Имён предостаточно. Их гражданская позиция для меня – образец, особенно Владимира Бушина. Сколько праведного гнева в его жёсткой и честной публицистике!
Назвал, как говориться, навскидку имена. Читайте их. Помню, какой был у нас порыв читать, писать, спорить, ругаться, а потом и обниматься, радоваться за удачно найденное слово. Такая мне видится обстановка в тогдашнем доме по ул. Салтыкова-Щедрина, 1. Дом считали своим, потом сами же и организовали его как Дом литераторов. Какова дальнейшая судьба его – не знаю. Но есть опасность выстудить его лютым дыханием свободы танковых пушек. Опыт лупить по зданию парламента накоплен, а уж нашу одноэтажку в тихом уголке «Дворянского гнезда» им легко сдунуть, что сплюнуть.
Однако помню и поддержку со стороны орловской власти.
Иван Яковлевич Мосякин, бывало, заходил в писательскую организацию запросто, как товарищ и друг. Чем мог, тем и помогал. И когда был в должности заместителя губернатора, и когда в качестве руководителя областным Советом депутатов. Да и теперь, занимая руководящий выборный пост в областном отделении Союза пенсионеров, продолжает интересоваться нашими проблемами. Он всегда открыт и прост.
И Егор Семёнович Строев оказался на редкость чутким человеком к писательскому труду. Запомнился по конкретной заботе о нас в виде стипендий, не забываем о его поддержке 12-го всероссийского писательского съезда в Орле, с тёплой, хорошей организацией. Немаловажно и то обстоятельство, что руководство области не менялось так часто, как теперь. Тогда – годами складывались взаимоотношения власти с творческими людьми, мы друг друга понимали, кто чего стоит, кто в чём нуждается. И уже потом, в постсоветское время, такие руководители продолжали жить правильными представлениями о значении культуры. В рыночные времена культура отброшена на задворки.
У меня нет желания отвечать на риторический вопрос про идеи и идеалы. Ну сколько можно? Все же знают, что живём в искажённом мире, лишённом идеологии по Конституции. Идей много. Достаточно включить телевизор или интернет. Там столько героев – с ума сойти можно, и каждый плюёт на идеи другого. Есть телеведущие, специализирующие на показах моральных уродов. Не для назидания зрителей, а прибыли ради. Вот они-то всё знают про идеи и идеалы. С них и спрос. У писателя нет средств, чтобы ездить по стране, общаться с интересными людьми, смотреть друг другу в глаза, слышать биение сердец. Никакой интернет не заменит общение. Мы заперты в квартирах. Заперты ещё до появления коварного вируса. Скажу так: героическое время порождает героев, а подлое – подлецов. Мы живём в промежутке. Я обозначил его той, своей строкою: «Перебаливаем, в другое состояние переваливаем». Каким будет новое состояние, никто не знает. Многое зависит от русского организма. Дело литературы не только описывать течение болезни, но определять, какие микробы влияют на тот организм. Кто виноват и что делать? «Технический бес», несётся, вылупив глаза, и загоняет человека в угол. Всё меняется с невероятной быстротой, особенно язык, на котором всё труднее общаться не только пожилому поколению с молодым поколением, но и молодым с молодыми. Тут даже писатель писателя не понимает.
Вот и всё. Что написал, то написал.
2 февраля 2021
- Прошло 30 лет после распада Советского Союза, позади 20 лет нового века. Каковы, на ваш взгляд, промежуточные итоги постсоветского литературного процесса? Какой след оставили эти годы в вашем творчестве?
Мне почему-то кажется, что процесс как-то измельчал. Но объективно судить сложно. Писатели разобщены, публикуются (уж такое нынче время), как правило, только в своих регионах и потому новинки почитать не удаётся. Подписка на журналы дорожает, так что взаимное ознакомление затруднено. Единственная возможность – сайт «Российский писатель», но там не всё, что хотелось бы, хотя бывают интересные материалы, ну и те журналы, с которыми мы традиционно сотрудничаем. И всё-таки процесс идёт. Недавно, по окончании открытого литературного конкурса «Берег детства», я была изумлена невероятным количеством истинно талантливых авторов! Вот если бы мы были нужны своему правительству, сколько бы интересных книг прочли бы наши сограждане! Да, творческий процесс идёт, но ему надо помогать. И измельчал – это заметно скорее в крупных формах, романах. Мне довелось почитать романы современных авторов в процессе работы в жюри конкурса на соискание премии имени Александра Зиновьева. Романы не впечатлили. Пошло, часто просто деструктивно, без любви к людям, без крупной созидательной идеи, без яркого (хоть одного) героя. Не говорю уже о среде, в которой действуют герои – выдумка на выдумке, и ладно б так, а то и голая банальщина. Стыдно за современную прозу, если она вся такая.
- Существует ли герой (в классическом понимании этого образа) в современной литературе? Есть ли сегодня у неё идеи и идеалы?
Вот и о герое, к слову. Самое лучшее, что я читала из произведений новых молодых авторов, написано, как ни странно, о Великой Отечественной войне. Рассказы. Молодые прозаики удивительным образом находят неожиданный взгляд на тему, и получается! Но это о войне. А сегодняшний герой… Кто он? Бунтарь? Твердохарактерный работяга – в какой именно сфере, ведь нынешний работяга – не тот же, кто в 20-м веке… Современный чиновник – полуобразованный, зачастую полный невежда, с липовыми дипломами, авантюрист, успевший помелькать в каких-то сферах (юриспруденция, работа в силовых структурах, бизнес), но без особенного успеха, и удачно впрыгнувший в политику, не умеющий вести диалог с людьми, не понимающий истинные проблемы общества, не способный думать о чём-то, кроме своего кармана. А что? Разве таких героев сегодня мало? В жизни много ярких персонажей. Литературных героев нет, потому что их создание, литературное сотворение – дело непростое. Это большой и ёмкий труд. На него не все отважатся. Для этого надо хорошенько поизучать жизнь, а потом выпасть на время из жизни, создавая шедевр. У нас нет такой роскоши, как время для творчества, мы отданы работе, зарабатыванию денег. Без этого не прожить. Не хочет государство считать писательство профессией.
- Писатель и общество… Каким вы видите своего читателя? Чувствуете ли востребованность и поддержку со стороны общества?
Непростой вопрос. Если отвечать навскидку, вроде бы нет ни читателя, ни востребованности, ни поддержки. Но вот позвали в школу, в училище. Выступаешь, и вдруг оказывается, что читатель есть, мнение твоё ему интересно, сами читатели пишут, и спорить они с тобой готовы о том же, о чём мы теперь говорим – о творчестве, о востребованности, о герое. И снова обращаюсь мысленно к прошедшему под занавес прошлого года конкурсу «Берег детства». Рассмотрели шестьсот заявок от авторов, значит, писателей и одновременно читателей (кто пишет, тот ведь и читает). Шестьсот! Это один конкурс только. За год их у нас шесть проходит, а по шесть в каждой области, где также проводят литературные конкурсы – это тысячи, десятки тысяч. Не так уж мало. Значит, авторы пишут то, о чём сами бы хотели почитать, что самим интересно, и что они могли бы предложить другим читателям. Писатели не востребованы у коммерческих структур, кому не нужна литература, основанная на классических традициях, а нужно лёгкое, хорошо продаваемое чтиво, прибыль нужна. Вот они (издатели) и формируют устойчивое чувство, что литература не востребована, а заодно и вкус нашим читателям портят, вред тем самым обществу наносят, разлагая взыскательный вкус и потакая непритязательному.
- Творчество кого из современных писателей вам наиболее интересно?
С недавнего времени меня заинтересовало творчество Ивана Сабило. Прочла пару романов и задумалась. Что сказать? Такие, не по возрасту развитые и понимающие подростки на свете, конечно, встречаются, гордые женщины и ответственные мужчины тоже, и понимающих родителей, опять же, немало. Но в настоящей жизни их никогда не бывает так много на один квадратный метр, как, например, в романе И. Сабило «Крест над Ладогой». И в настоящей среде обитания, если можно так выразиться, никогда с такой счастливой частотой не побеждает справедливость, мудрость, позитив. НО! Как же мы соскучились по добрым и сильным героям, конструктивным решениям, мудрому и непростому выбору! В настоящей жизни и литературе очень мало конструктива. И ещё меньше авторов, всерьёз озабоченных проблемой мужчины в обществе, как отца, деятеля, вождя, защитника, «замешанного» на благородстве, чуткости и знании. Как же мало авторов, с уважением (а не с умилением и сюсюканьем) относящихся к детям и понимающих, какие важные стадии жизни – детство, отрочество и юность, ведь именно в них формируются главные черты личности, вырастают такие чудесные герои, как у Сабило. Такой жизни, как в его романе, в целом нет, но она должна быть, она такой должна стать.
- Чего вы ждёте от нового десятилетия в истории русской литературы, литературной жизни региона? Ваши личные творческие планы?
Почти ничего, если не считать того, о чём я уже говорила так или иначе.
Жду, что правительство, наконец, серьёзно и ответственно посмотрит на современную литературу и на тех, кто её создаёт – на писателей. Пусть оно вернёт писателя на его заслуженное место – уважаемого, полноценного, поддерживаемого всеми слоями общества гражданина, у которого не грех совета спросить, поучиться добру, любви и красоте.
Я жду появления доброй и мудрой литературы. Такая литература уже есть, но хотелось бы, чтобы она была широко известна, доступна, пропагандируема в обществе.
Жду, чтобы общество предоставило талантливым людям все условия для становления и реализации способностей.
Хотелось бы, чтобы губернаторы поддерживали литературу не грантами – единичными вбросами денег в издательство хороших книг, – а системно, на постоянной, включённой в план развития региона основе.
Себе жду новых творческих откровений, своим соратникам по перу – того же. И всем, всем, всем – здоровья.
15 февраля 2021
