Для слабовидящих6 июня 2024 года 75-летний юбилей со дня рождения отмечает известный орловский поэт, эссеист и прозаик Владимир Александрович Ермаков.
Владимир Ермаков родился 6 июня 1949 года близ станции Петушки Московской области. Детство проходило во Владимирской, а затем в Орловской областях. В 1971 году окончил исторический факультет Орловского государственного пединститута. Работал грузчиком, архивистом, библиографом, ведущим сотрудником Орловского краеведческого музея.
Первая литературная публикация состоялась в 1974 году. Автор книг стихотворений и эссе: «Прогулки в сумерках» (1997), «Повторение пройдённого» (1998), «Безвременник» (2001), «Как бы книга» (2003), «Разноголосье» (2006), «Музыка во льду» (2008), «Птицы радости и печали» (2008), «Созерцание руин» (2011), «Осадок дня» (5 томов – 2011, 2012, 2013, 2014, 2015), «В поисках утраченной метафизики» (2016), «Филин на развалинах» (2017), «Между прежде и после» (2019), «Немногое» (2021), романа «Где-то, когда-то…» (2023).
Произведения публиковались в российских, финских, польских, американских журналах. Стихотворения и эссе включены в хрестоматию для школ и ВУЗов «Писатели Орловского края ХХ век», антологию «Русская поэзия XXI век».
Владимир Ермаков – заслуженный работник культуры РФ (1996), член Союза писателей России с 2000 года. Лауреат национальной Горьковской литературной премии (2011), Всероссийского конкурса региональной прессы (2015), победитель областного конкурса «Орловская книга» (2019).
Орловский Дом литераторов и Орловская областная организация Союза писателей России сердечно поздравляют Владимира Александровича с Юбилеем, желают здоровья, долгих и плодотворных лет жизни, новых литературных произведений и творческих удач!
Владимир ЕРМАКОВ
К ЧИТАТЕЛЮ
… Зачем поэту
Тревожить сердца тяжкий сон?
Бесплодно память мучит он.
И что ж? какое дело свету?
Александр Пушкин
К кому писать? К чему публиковаться?
Зачем играть словами по ладам? –
ужели ради вежливых оваций
томящихся от скуки дам…
Писать на злобу дня? Душе противно.
Писать на вечность? Кто же пишет впрок, –
чтоб умники из юношей архивных
сдували пыль с полузабытых строк…
Зачем мне быть критической мишенью?
Зачем с собою спорить поутру,
зеркальному внушая отраженью
свою надежду – весь я не умру…
И если не забудусь, буду снова, –
как свет в окне или окно в стене;
когда случится вознесенье слова,
воскреснет в мире память обо мне.
Не я пою, – оно во мне поётся.
И, может быть, когда расчёта нет, –
случится чудо, и с небес прольётся
свет незакатный, несказанный свет…
Читатель мой! свидетель мой! поверьте, –
я преходящей славы не прошу:
пока я не уверюсь в нашей смерти,
пока еще пишу, – я к вам пишу –
чего же боле? Если мы друг в друге
себя увидим, – прочее само
случится. Так прочтите на досуге
моё к вам обращенное письмо.
АВТОПОРТРЕТ В НОЧНОМ ОКНЕ
Ночь. В стекле отраженье. Это
мой нечаянный автопортрет.
От прикуренной сигареты
на лице мерцающий свет.
Свет случаен, а тьма исконна, –
и когда огонёк погас,
стал невзрачен лик, как икона,
что писал пустой богомаз.
Кто иной, на меня похожий,
сквозь меня глядится в окно? –
Разглядеть в себе образ божий
мне, агностику, не дано.
Ум во тьме, и душой не светел…
Но слепое зеркало лжёт:
это поверху прах и пепел, –
в глубине искра божья жжёт!
Я храню в себе это жженье
как залог живого огня…
Отраженье – как отторженье
меня тёмного от меня:
я – иной! отныне и присно
я иной у себя внутри…
Отраженье, как бледный призрак,
исчезает в свете зари.
МУЗЫКА
Когда нет правды меж людей,
когда нет пользы от ученья;
когда любая из идей
теряет прежнее значенье;
когда рассудок из голов
как будто тихой сапой смылся,
и развелось так много слов
что многим не хватает смысла, –
осталась музыка! – залог
того, что чудо выше правил;
того, что не оставил Бог
нас, горемычных, – не оставил!
В ней голос свыше льнёт к ушам,
как вызов нам и зов из рая…
Слезами отойдёт душа,
осадок горький растворяя, –
легка, печальна и чиста
и к небу музыкой влекома,
даст обновление чертам
уставшим, стёршимся, знакомым, –
и окрылённый силуэт
проявится в раскрытой двери,
и явится фаворский свет
в ажурных витражах деревьев…
Нам заповедан путь наверх
по заколдованному звуку.
Все, разлучённые навек,
вернутся в музыке друг к другу.
Когда ж настанет судный час
векам, беспечным и печальным, –
предстанет музыка за нас…
Но выше музыки – молчанье.
ВСКОЛЬЗЬ
Я за тебя молюсь
с ревностью иноверца.
Жалость вползает в сердце,
как холодный моллюск, –
освобождая боль
через митральный клапан.
Если б я мог – заплакал.
Не о тебе – с тобой.
Вот ты, слизнув слезу,
улыбаешься – мимо,
в небо, где клочья дыма
и облака ползут.
Дождь, пройдя над жнивьём,
ниспадает на рощу…
Как мы живём! На ощупь.
Боже, как мы живём!
Я ВЕРНУСЬ
Все дороги во тьму пролегли…
Отлучённый от туч небесами,
бледный снег не находит земли –
и во тьме зависает.
Задержись, удержись на краю…
Назовись, отзовись же!
Я поверю в планиду свою,
лишь в тебе отразившись.
Я вернусь. Может быть, на щите,
занесённый метелью слепою, –
в пустоте,
в темноте
и в тщете
быть с тобой –
быть собою.
ОБНИМИ МЕНЯ
…Обними меня, пока,
размыкая наши плечи,
нас не унесла далече
вековечная река;
всё напрасней и скорей
пролетают дни недели;
что-то зябко… в самом деле,
обними меня, согрей;
тихий ангел за плечом
вспоминает всё сначала:
всё, о чём ты умолчала
(всё равно уже – о чём);
лицезрением сплошным
пустоту в зрачке заполни, –
ты таким меня запомни –
не весёлым, а смешным:
не расслышанным в молве,
от напраслин ошалевшим,
с небольшой учёной плешью
на упрямой голове…
РУССКИЙ ПУТЬ
Ветлы кривые, ветры косые…
Всё – безвозвратность, всё – бездорожье.
Быть человеком – значит в России
быть фаталистом. Всё в воле Божьей
в этой земле, не в подобие прочим, –
самой последней, горькой и лучшей:
смерть – на миру, бытие – в одиночку,
горе – по плану, счастье – на случай.
Всё, чему должно, то и случится.
Сколько ни веку – не много, не мало.
А на душе безнадёжно, но чисто:
хлеба б хватило, да силы б достало…
Требовать свыше – дьявола тешить,
зряшным хотеньем судьбу искушая.
Чудо и юдо, небыль и нежить –
всё уживётся, – Россия большая…
Ладно. Ужо перебьёмся до лета, –
жалок сей жребий или велик ли.
Выбор-то есть: от креста до кастета.
Рады бы в рай… да и здесь попривыкли.
Путь наш запутан и нескончаем,
без перспективы, без оберега.
Но на губах, истомлённых молчаньем,
благословение первого снега.
О СЕБЕ, ВКРАТЦЕ
Жил как мог – и вот я дожил
до пятидесяти лет:
никому рубля не должен,
и копейки лишней нет.
Нет ни славы, ни коровы,
мочи нет – и мне под стать
малахольный кот, который
стал под старость облезать.
Нет ни цели, ни интриги
вместо цели… Всё, что есть –
это книги, книги, книги
(за полвека не прочесть), –
эталоны стиля, слога,
сплетни, летописи, сны…
в бесконечность каталога
и мои занесены:
сожаления о годах,
от которых ничего
не осталось в мелких водах
вдохновенья моего.
Впрочем, я доволен данным
положением, зане
образованные дамы
снисходительны ко мне.
Я не жалуюсь, не ною
и не требую рожна:
коротает век со мною
терпеливая жена.
Значит, всё не так уж скверно
для пятидесяти лет:
чай цейлонский, томик Стерна,
полуночной лампы свет.
Значит, можно отстраниться
силой слов от злобы дня, –
жаль, что лучшие страницы
написали до меня.
Жаль, что бедное жилище
обветшало… c’est la vie.
Кот мурлычет… спи, дружище,
и во сне мышей лови.
