КОМАНДОР

поэма

Тяжело пожатье каменной десницы…
А. С.  Пушкин «Каменный гость»

В реглане кожаном отец,
Войны глобальные итоги,
Почти блистательный конец
Победной сталинской эпохи.

Мне посчастливилось понять
Её державное величье —
Нам не взбрело бы изменять
Европы ветхое обличье.

Трусливый Мюнхен был не наш,
Не наша брилась эскадрилья
Перед броском через Ла-Манш,
Валькирией расправив крылья.

Так что же ставят нам в вину?
Что наш народ многострадален?
Что от антихриста страну
Не без потерь очистил Сталин?

Что он по-своему решил,
Как взять на плечи груз монарха,
И злые силы сокрушил,
Вернув России патриарха?

И что войне благодаря,
Господней покорясь деснице,
Стал после русского царя
УДЕРЖИВАЮЩИМ границы?

Всё то, что Сталин превозмог,
Лишь дух превозмогает Божий,
Он победитель — видит Бог!
Лишь оклеветанный!

Так что же?
Ты хочешь новых палачей?
И зря тебя, как от потопа,
Спасли от газовых печей,
Неблагодарная Европа?

За весь новейший твой наряд
Не дал бы стёртого червонца
Великий бронзовый солдат,
Что осквернён пятой чухонца.

Имперской мощью был чреват
Восторг победного парада,
Вот в чём наш Сталин «виноват»,
Вот в чём держава «виновата»!

* * *

Ещё так памятен душе
Салют победы негасимый!
А гриб светящийся уже
Рассыпался над Хиросимой!

Они стращают нас!

Пора
Забыть о битве рукопашной,
Не та война была вчера,
Но, если слышится: — Ура-а-а…
Всё рушит этот возглас страшный!

* * *

Пока темнеет окоём
Войны холодной, бесполезной,
Мы танки новые куём
И ставим занавес железный.

Россия! С тощим узелком
Ты всех богаче, может статься,
Тебе опять грозят штыком —
Не стоит самобичеваться!

Прощай грехи врагам своим,
Часовни заново отстроив,
Но только на глумленье им
Своих не отдавай героев!

* * *

Вы изменились? Может быть…
Но сколько стоит ваша вера?
Вам трудно переубедить
Дочь сталинского офицера.

Нам быть с державой Бог велит!
Ведь неспроста, перестраховщик,
Спокойный стих порой гудит,
Как штурмовой бомбардировщик!

* * *

Засеяв поле, в Первомай
В донской степи, в Сибири дикой,
Страна поёт про урожай,
Работой гордая великой.

Сокрыли прочности секрет
Дома в послевоенном стиле.
За семь, чуть больше, восемь лет
Страну почти восстановили.

Гуляй, строительный барак!
Рыдайте, звонкие трёхрядки,
Танцуй, держава, краковяк
На деревянной танцплощадке.

Пусть в орденах фронтовики
Глядят на яркие оборки,
И рвут их бабы на куски,
Чуть не сдирая гимнастёрки.

Пусть после праведных трудов
Порхает бабочкою полька,
Ведь, Боже правый, сколько вдов!
А безотцовщины-то сколько!

* * *

Эпоха! Там, в твоём краю,
Я пробыла ничтожно мало,
Где шли военные в строю,
И грудь их золотом сверкала.

Где были муфта, и шифон,
И бархат синего оттенка,
И говорящий патефон
Наивным голосом Шульженко.

Где было страшно быть одной,
И регулярно, в выходные,
К нам офицер водил штабной
Жену с плечами подкладными,

А утром, чуть забрезжит свет,
Отец, прорвав усильем дрёму,
Хватал коричневый планшет
И уходил к аэродрому.

Мы вечно жили на узлах,
Мы без конца переезжали,
Науку жить в своих углах
Я б затвердить смогла едва ли.

И только мама, как могла,
Уют внезапный создавала,
Чтоб штора птицами цвела
И скатерть розами сияла.

Старинный замок на лугу,
Портрет с собачкой – крестик белый,
Я лишь теперь понять могу,
Как вышивать она умела!

Я помню чашку на окне
И свежесть мартовских проталин,
Как репродуктор на стене
Поведал грозно: — Умер Сталин!

Я помню плачущую мать,
Гремящий громкоговоритель
И как я силилась понять
Слова: — Утрата, вождь, учитель!

* * *

Опять с церквей снимают крест,
Опять безбожье и гоненье.
Ввёл роковой двадцатый съезд
Простой народ в недоуменье.

Докладчик в мстительной гордыне
Репрессий не упомянул
Своих в Москве, на Украине,
Но истину перевернул!

Рабочий класс роптал: — Дурак!
За кем я шёл, за что сражался?
И забывал, что гонит брак,
И под гармошку напивался.

Крестьянин сетовал: — Ну вот!
Опять пропали посевные!
Содрали грунт — голодный год!
Эх, целина! Эх, мать Россия!

* * *

Я помню домик, двор и ель,
Окно с болящей тётей Пашей
И чёрный кожаный портфель,
Насквозь антоновкой пропахший.

Меня водили в первый класс,
Где репродукциями в цвете
Букварь спешил уверить нас,
Что мы счастливей всех на свете.

Мне трудно вспомнить мир в цвету,
Но, сквозь погрешности в картине,
Я вижу нравов чистоту,
Почти немыслимую ныне.

Я помню ленинский значок,
Стыдливых щёк румянец нервный
И кружевной воротничок
Моей учительницы первой.

Директор школы — фронтовик
С протезом в кожаной перчатке,
Был тих, серьёзен и велик,
О школьном думая порядке.

О, как мы верили ему!
Он был для нас почти что Богом,
Герой, что в танковом дыму
По фронтовым прошёл дорогам.

Стирая кляксы на листе,
В одном уверены мы были —
В его строжайшей правоте,
В его всезнании и силе!

* * *

Что значит власть, авторитет?
Мне вспоминается мой дед,
В тридцать седьмом
бесчестно, право,

Ему «вкатили» десять лет,
Не пожалев детей оравы.
С войной на Божий выйдя свет,
Он всё ж не стал врагом державы,

А праведником нелукавым,
Едва не дожил до ста лет.

* * *

Чьи памятники он крушил,
Хитрец, что стал стране обузой
И всех печально рассмешил
Американской кукурузой?

Палач без комплекса вины,
На царской пляшущий попойке,
Что, не осилив целины,
Посеял зёрна перестройки.

Времянок выстроив квартал,
Любуясь кукольной Бабеттой,
Он лишь кичился и мечтал
В навозных мух стрелять ракетой.

Наивной Кубы шоумен,
Пред бронзовой глупея вумен,
Не понял в свете перемен,
Что умный Кеннеди — не Трумен.

Ещё стучит в устах молвы
Его башмак непобедимый,
Но мать-то кузькину, увы,
Он показал стране родимой!

Во что же верила толпа,
Когда Хрущёв, грозясь упрямо,
Явить последнего попа
Ей обещал, взрывая храмы?

Углов кремлёвских старожил!
Достиг он пионерской славы —
Взрывчатку первым подложил
Под камни первой сверхдержавы.

Так что парламенту вполне
Лорд Черчилль отчеканил внятно: —
Друзья, Хрущёв — соратник мне!
Нанёс ущерб своей стране

Сильней, чем я, тысячекратно!
Похлопаем!—
Вот это срам!

Когда, нарушив свой регламент,
Со смехом и презреньем к нам
Английский зашумел парламент!

Вот это нонсенс! Не у нас
Хрущёвский стиль разоблачили,
А кулаками бы не тряс,
Ему б и «нобеля» вручили!

Гонитель веры, атеист,
Предатель, сеятель убытка,
Губитель армии, троцкист,
Плясун, частушечник «Микитка»!

Чью сущность Гитлер с остротой
Узрел во власовской породе,
Сочтя предательство чертой
Неполноценности в народе?

* * *

И вы, дней нынешних скопцы,
Что нажились на русской драме,
Вождя хулители, лжецы,
Дельцы и «крёстные отцы» —
День гнева распростёрт над вами!

В мирах застыл возмездья час:
С небесного спускаясь града,
Рядами движутся на вас
Полки победного парада.

С алмазной сыпью в стременах,
Лучи роняя с поднебесья,
Плывёт на белых скакунах
Бессмертных маршалов созвездье.

А рядом, в радужном строю,
Скользят, выписывая дуги,
Стальные соколы, в бою
Жизнь положившие за други,

Багряный золотится плющ,
Для потопленья вражьих душ
Эсминцы рассекают море,
И дымная светлеет глушь,

Где танки в огненном просторе
Ползут под залпами «катюш».

И свято, словно под амвон,
Вдруг съёживаясь и дряхлея,
Полотна вражеских знамён
Летят к подножью Мавзолея!

И все погибшие встают,
Из бездны поднимаясь в гору,
Они страны не предают,

Венцы живым передают
И честь безмолвно отдают
Разгневанному командору.

Темна, разбита и страшна,
Стыдясь похмельного озноба,
Встречай хозяина, страна,

Он поднимается из гроба!
Встречай, неси ему цветы!

Беда не кончится, покуда
Прощенья не испросишь ты

И голос не сорвёт Иуда.
Твой командор карает зло!
Ложь тает, рушатся гробницы,

Отверсто небо — в нём светло,
Чужие не спасут границы,
Легка измена — тяжело

Пожатье каменной десницы!

                                      2007 г.