10 мая 2024 года исполняется 70 лет со дня рождения Юрия Алексеевича Оноприенко — крупного русского прозаика, лауреата Всероссийской литературной премии имени И.А. Бунина.

Юрий Оноприенко родился 10 мая 1954 года в селе Стригуны Борисовского района Белгородской области, вырос и окончил восьмилетку в Алексеевском районе той же области, в небольшом селе Меняйлово, которое и стало «малой родиной». В 1969 году поступил в Курский железнодорожный техникум и окончил его в 1973 году. Приехав после окончания техникума в Орёл, работал в локомотивном депо и заочно учился на факультете журналистики Воронежского университета, который успешно окончил 1980 году.

Первые литературные публикации в газете «Московский железнодорожник» пришлись на годы работы в локомотивном депо в 1970-е. В дальнейшем были многочисленные публикации в региональных, столичных и международных изданиях «Бежин луг», «Осколки», «Сельская новь», «Форум», «Воин России», «Ясная поляна», «Десна», «Литературная Россия», «Наш современник», «Москва», «Роман-газета», «Роман-журнал XXI век», «Российский писатель» и др.

30 лет – с 1978 по 2008 год работал в редакции газеты «Орловская правда». Лауреат ряда журналистских премий, в том числе областной —Тургеневской (1991) и Всероссийской премии Союза журналистов (1996). С 2011 года снова корреспондент «Орловской правды».

Автор 12 книг рассказов, повестей и романов. Рассказы включены в хрестоматию для школ и вузов «Писатели Ор­ловского края ХХ век», а также переведены на китайский язык и включены в «Антологию современной русской прозы», вышедшую в Пекине (2006).

Член Союза писателей России с 1991 года, прозаик.

Лауреат Всероссийского литературного конкурса короткого рассказа им. В.М. Шукшина (1998), лауреат Всероссийской литературной премии им. И. Бунина (2004). Дважды становился лауреатом премии журнала «Наш современник» «За лучшее произведение года» (2005, 2009). Лауреат Всероссийской премии «Вешние воды» «За достойное продолжение литературных традиций Орловского края» (2010).

Награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени (2004), всероссийской общественной наградой — медалью «Василий Шукшин» (2014),

Скончался 7 апреля 2020 года на 66-м году жизни. Похоронен в Орле.

---

Юрий ОНОПРИЕНКО (1954 — 2020)

В серебре житейских далей

Бежит железная дорога, ворожит. Плывут леса, уходит время.
Как ровны стальные жилы. Как родны друг дружке. Сквозь всю жизнь вдвоём.

Отчего так засасывает взгляд эта бездна, эта даль… Там, на острие у горизонта — лучше? Там чище?
А может, потому и тянет за ними, что они вдвоём. Бегут и бегут рельсы рядышком. Ни на йоту — вбок. Ни на гран — в сторону. Одно целое. Завораживает.

Наверное, это единственная на земле пара, которая не злит людей своим счастьем. Строгая и бессловесная придумка человека, придумка ему на службу, железная дорога с первых лет сделалась честнее и загадочнее своего создателя. Она стала чем-то живым и самостоятельным.
У человека — пульс, у дороги — вагонный перестук. Стыки прочны, сбоев не бывает.
У людей на стыках-встречах-стычках — слово, у дороги — стальной винт. Что надёжней?

Песенной струёй улетает назад полоса. Деревья как дни. Так же бессмысленно сцеплены и однообразны, так же не успевают остаться в памяти.

Но с тобой остаётся их пьянящий бег, эта струя, эта дымка мгновений и мыслей.

Вот и промчались. Вздохнули шпалы. Остыла сталь. Всё на месте: и светофор, и даль, и дерева.
Что же это мчалось? Это жизнь твоя промелькнула.

На рельсах — ни следочка.

Во вздохе одном…

В дальний лес весна приходит позже, чем в шумный город. В парках черёмуха цветом своим нас уже вовсю дурманит, а здесь почва едва просохла и листочки на ветках только наметились. Идёшь, идёшь по хрустящему валежнику — нет в лесу жизни, лишь редкими мелкими осколочками она о себе знать даёт. Вот птичий говор на опушке вспыхнул и замолк смущённо, букашка какая-то тихо в корнях закопошилась и замерла, словно не веря, что весна уже вздохнула над лесом. Прохладно и пустынно в тёмном дубняке.

Но вдруг среди влажной чащобы — муравейник. Крепенький такой, ростом с добрых полметра. И весь пышет сухой, по-летнему тёплой землицей: прогрело его солнышко, прорвавшееся сквозь прозрачные кроны, ветерок майский обдул.

На сухом аккуратном курганчике лежат щепочки, былинки, собранные муравьями прошлым летом. Лежат одна к одной в строгом порядке, и жалко трогать хоть единую — а вдруг она-то для мурашиного народца самая необходимая? Вон как снуют взад-вперёд, сердешные. Поди-ка сюда, на ладошку, хлопотун!

Муравей попался рыжий и энергичный. Повис на пальце, акробат голенастый, ни страха, ни смущения в нём, один интерес профессиональный: что это за добыча под ним, нельзя ли её к сородичам оттащить, похвалиться? Куснул меня, аж челюсти у него от старания свело, и весь пополам согнулся, усердный храбрец.

Что с таким поделаешь, лучше его отпустить, пока не съел.

Затерялся рыжий среди братии, заторопился по невидимой тропинке, обегая одних, не секундочку притормаживая возле других. Может, рассказывает о приключении…

Как живётся этому маленькому муравью среди сонмища резвых собратьев? Имеет ли он знакомых, близких? Ведь как часто мы чувствуем душевный неуют, затерявшись в многотысячной городской толпе. И как часто от этого ощущения нас спасает уединение, вот такая встреча с лесом.
Способен ли муравьишка уловить этот парадокс, отличить одиночество от уединения? Способен ли хотя бы инстинктивно почувствовать, как ничтожен его гудящий муравейник со всеми его миллионами живых муравьиных душ, как далёк он от страстей истинных, тех, что волнуют нас, самоуверенных царей природы?

Впрочем, так ли уж ничтожна эта лесная столица площадью в один квадратный метр? И уместен ли разговор о масштабах, когда ищем отгадки на вечные вопросы жизнеустройства?

Отгадки спрятаны в безнадёжной глубине, но шифр к ним мудрая природа щедро размножила в бесчисленных творениях, в бездонном своём микро- и макрокосме. Не будем пугаться вечных вопросов.

Вглядимся в огромные звёзды на ночном небосклоне, всмотримся в рыжего лесного муравьишку — и быть может, сумеем понять себя.

Серебряное солнце

Летний солнечный луч отливает золотом, зимний — серебром. Вечное наше светило привычно подтушёвывает земные краски, замешав их на невидимых воздушных льдинках.

Придорожный лес — как отвесная белая глыба. Будто вплавь, будто мимо айсберга, спешит легковушка-лодочка, хлопочет колёсиками — только бы скорей ушмыгнуть от зимы, от этой стылой красы.

Постыло водиле — сладко пешему. Запнулся в удивлении у инистого дерева, давно знакомого. Солнышко гнездится в прочных ветвях.

Когда оно летом бьёт в дубовую крону — с обратной стороны сочит золото сквозь тёмную зелень. Сейчас — льёт серебро сквозь синевато-белую сурьму.

Божественны оклады у светила и бездонна его вечная иконопись.
Счастье внутри нас. Один пожмёт плечами, скажет:

— Уныние вокруг, пустота.

Другой мирно ответит:

— Да нет, вокруг покой и мудрость.

У того внутри глушь, а у того — восторг.

Сосновая лапа в утреннем инее — как молодой подводный коралл. Как наивная суфражистка в перьях и пудрах. Как кивер новобранца в ожидании сабли-ветра.

Иглы-сердцевинки — сахарные косточки в дорогом рыбном филе. Нет, тончайшие филёнки в богатой рамке зимы.

Мы ищем зрелищ и воплей. Мы видим только водяные знаки. Наши сердца имеют свойство рваться от магазинной недостачи.

Мы зябнем от жизни.

Не стоит. Счастье внутри нас. А мы внутри природы.

---

ЖИВОПИСЬ СЛОВА

К юбилею Юрия Оноприенко

10 мая 2024 года исполнится 70 лет со дня рождения известного орловского журналиста, русского прозаика, члена Союза писателей России Юрия Алексеевича Оноприенко.

Нынешнее время грешит массой невиданных доселе вещей и явлений. Единственное, на мой взгляд, в чём его нельзя упрекнуть, так это в стереотипах. Какие-то, наверное, бытуют и теперь, но мало кого останавливают. Лет десять назад считалось, а может, считается поныне, что журналистская работа портит писателя. Не знаю, может, оно так. Но Юрию Алексеевичу Оноприенко — мэтру орловской журналистики и большому русскому прозаику — такое творческое совмещение не повредило. Наоборот: не журналистика обедняла и шаблонировала литературу, а литература щедро подпитывала статьи, очерки и фельетоны — был в лучшие времена такой газетный жанр.

В нынешнем, 2024 году Ю. А. Оноприенко исполнилось бы 70 лет.

В недальнем прошлом, накануне предыдущего юбилея, возник вопрос: что я могла бы сказать о Юрии Алексеевиче — моём «литературном отце», который понял и поддержал мои писательские склонности. Тогда, в 2019 году, в своей статье я была краткой; мастер и сам не одобрил бы развесистого текста. Но разговор о творчестве всё последующее время, оказывается, назревал, слова для него мало-помалу отыскались и прибавились к начатому пятилетней давности.

За всю журналистскую и писательскую жизнь у Оноприенко, конечно, появлялись почитатели, молодые авторы, для кого профессионализм мэтра был заветной планкой, и кто хотел уметь работать так же. Но суметь — задача многогранная и не из самых реализуемых.

Начинающему автору Юрий Алексеевич оценочных приговоров сходу не выносил, хотя зачастую с первого абзаца рукописи понимал, стоит ли новичку продолжать работать в прозе. Но подчас само желание Оноприенко беседовать с «новобранцем» о литературе как таковой уже означало некую оценку, надежду на то, что будущий творец художественного слова распорядится подаренным опытом к пользе своего творчества. Писательству Оноприенко никого не учил, этому ведь не научишь, но посоветоваться никому не возбранялось. Советы же мастера были просты и понятны.

Секреты работы есть у каждого писателя, но они разочаруют того, кто рассчитывает, вызнав их, легко и стремительно взлететь на высокий пьедестал русской литературы.

Прежде всего, прозаик, как и журналист, обязан быть абсолютно грамотным, утверждал Юрий Алексеевич. Это дело чести профессионала. Самому Оноприенко в знании русского языка равных отыскалось бы немного.

В работе над очерками о людях, считал мастер, нужно найти образ, через который донесёшь до читателя самое главное. Сам он мог написать даже о знаменитом человеке так, как не сумел никто, хотя, возможно, сказано немало. У Юрия Оноприенко всегда находилось особое слово для человека любой профессии, любой склонности. Будь он, скажем, художник: «Он любит тёплые краски. Даже зима у Силаева будто подогрета изнутри». «Он никогда не хитрил красивостью, как не делал «репортажных» работ, не рисовал к датам, никогда не копировал свои удачи». Или поэт: «Но поэты пишут о душе, а душа впитывает в себя и ароматы трав, и крики умирающих сирот. Душа, запечатленная словами, делает увядшую красоту и увядшую боль вечными. Чтобы и через века мы умели любоваться красотой и умели проклинать, и бороться с болью».

«Ищи своё слово», — говорил он, что означало: ищи неповторимые образы, стиль, точку зрения, ход мысли. Канцелярские обороты речи, слова и понятия делового стиля требовал нещадно «выпалывать» из художественных произведений.

Вот самый малый пример. Юрий Алексеевич рассказывал, как ему показалось однажды словцо «дедушко». Известное и широко употребляемое «дедушка» рождает образ старого знакомого или близкого человека. Это, конечно, по-детски добрый образ. А вот «дедушко» рисует человека, многое скопившего в себе за долгую жизнь. Этакий особенный образ, характерный, уже без смысла «родной», скорее отысканный, встреченный по счастливой случайности, по необычайности. Вот ведь: одна буква, — и новая краска. В быту так не скажешь, а для литературы — добрая находка.

Живопись слова — это, наверное, слишком высокопарная оценка, но когда читаешь произведения Оноприенко, особенно краткие его вещи, то понимаешь, что даже этого выражения мало. Всякому ли удастся тремя словами создать красочный портрет человека и одновременно его судьбы: «Вырос Фимка парень одиношный и забытошный». К тому ещё и чёрточка личности добавляется: «…Фимкины вихры, спутанные газетными выдумками».

А вот как просто и ёмко мастер создаёт панораму родных мест: «Я вырос на востоке Белгородщины, в Алексеевском районе, в ковыльном краю с белыми оврагами и могучими балками, умещающими на своих зелёных склонах по десятку деревень кряду».

Личное отношение к писательскому мастерству Юрий Алексеевич выражал так: «Сначала мы пишем длинно и плохо, потом коротко и плохо, далее длинно и хорошо, и, наконец, коротко и хорошо».
Если поразмыслить, задача писать «коротко и хорошо» почти недостижима. Но, может, это и подстёгивает писательское самолюбие.

Чтобы хорошо получилась краткая вещь, нужна могучая образность. И как тут не вспомнить оноприенковское «ищи своё слово»? Поиск особого слова и сделал образность его произведений непревзойдённой.

Можно попробовать описать годичную погоду кратче и образней, чем у Юрия Алексеевича: «Были наши дни чистые. То январский снежок их подбеливал, то прозрачное июньское небо высветляло». Да, можно, но для этого придётся в небывалых творческих муках придумать свой художественный ход.

Вот как у Оноприенко описана городская зима: «Просторный матовый бульвар весь в свежих сугробах-берлогах. Над каждым вьётся позёмка—дымок, будто и впрямь дыхание залёгшего внутри зверя».

А кому из нас не знакома такая картина: «Дочиста протертые морозом дни в конце февраля стали тихо разбухать, словно молодые почки. Сквозь их полуденный излом мечтательно лилась солнечная дума о весне. Сразу начинал пахнуть затоптанный до желтизны снег, и воздух на эти полуденные полчаса делался мягким и вкусным»? Ещё бы, всем нам знакомы такие пейзажи, но никто не запечатлел их так, как это сделал Юрий Алексеевич.

Неповторимое, сердечное слово у писателя находилось для истинных хозяев земли, проще говоря, для любой, пусть малой, природной живинки: «Муравей попался рыжий и энергичный. Повис на пальце, акробат голенастый, ни страха, ни смущения в нём». Любил и жалел мастер живую дикую душу, может потому, что хотя животному планета — дом родной, однако против человечьей изощрённости нет у него силы разума. Животное всегда бесхитростней человека. «Ничем не объяснить человека. Велик и низок одинаково и всегда», — считал Юрий Алексеевич. Думаю, это — самая главная мысль, которая проходила через всю его работу над образами героев…

Наверное, у каждого творческого человека в течение жизни складывается внутренний образ мира — всего того, что должно мир наполнять, а чего в нём быть не может. Жизнь или подтверждает наши домыслы, или опровергает. Больше опровергает, потому что она бесконечно умнее всех нас вместе взятых. Мы можем воевать за право считать свои представления истинными или принимать жизнь как она есть, но от этого она не становится нашим союзником больше, чем другим. Чего-то в жизни Юрия Оноприенко было через край, а в художественном стиле — всё вымерено, выверено точнёхонько, как в центральной аптеке. Писатель настолько верил в художественное слово, служа ему всем собой, до малой жилки, что кажется, будто и от мира ждал только литературы — не мог простить жизнь за то, что она не так литературна, как в его произведениях. Юрий Алексеевич не прощал миру несовершенств, а литературе верил, ведь она была его религией, целью творчества, значит, жизни, оправданием её и лекарством от неё же.

Светлана ГОЛУБЕВА