***
Всего-то и надо –
Луны,
Высоких деревьев над речкой
И редкостной тишины,
Но только, конечно, не вечной.

Всего-то и надо –
Всего
Огромного мира земного,
Единственного,
Одного
Простого и сложного слова –
Люблю!..

И навстречу шагнуть
Дорогой морозно-хрустящей
До звёзд –
И в себя заглянуть
С бесстрашием птицы парящей.

***
Была дорога –
И перепахали.
Куда же дальше?
А в объезд – длинней.
Века по ней телеги громыхали,
Ходили, уходили – всё по ней.
Да столько с нею связано за годы…
Она короче, если над рекой.
Она – от человеческой природы:
Всё прямиком, когда подать рукой
До огоньков, —
А в снеговей не жарко!
Заманчиво желтеют огоньки:
Жгут свет, хоть электричество и жалко,
Бессонницей страдая, старики.
Глядят в окно – знакомая привычка, —
А ночь течёт,
А темень – глаз коли.
Простукала чуть слышно электричка
На задремавшем краешке земли.
Просеивают в памяти, как в сите,
Года, событья, близких и родных:
Остались лишь зарубки на раките –
Кто был какого росту – от иных.

***
Сырые ветры прошумели в чаще.
Смело снега.
С лугов сошла вода.
Как никогда, дух тополиный слаще,
Дороже каждый миг,
Как никогда…
Ветрами юга разогнало тучи,
И над садами сизые дымы.
Далёко видно над рекою
С кручи:
Поля, и перелески, и холмы.
А в вышине пернатые отряды,
Колебля розовеющую высь,
По звёздам ли –
Земным созвездьям рады, —
Смеясь и плача,
К северу неслись.
Над зеленями,
Над речной излукой –
Над Лебедянью
Крылья шелестят.
— К Нерли! К Нерли!.. –
Прислушиваюсь к звукам.
Русь пролетает,
Лебеди летят.

КАНУН

Не родился, а всё уже было
Решено до меня обо мне,
Чтобы солнце моё не всходило,
Не расцвёл медунец по весне…

Не родился, а всё уже было
Решено до меня обо мне:
Сколько надо свинца и тротила
И солдат на пятнистой броне,
Пулемётов на вышках охраны,
Душегубок,
Овчарок,
Печей
Крематориев
И, как ни странно,
Улыбающихся палачей…

И окрысится с грохотом запад,
И на воздух взлетит тишина…
Я родился до этого за год
В гарнизонном посёлке «Весна».

И рождённому в укрепрайоне
Встать бы на ноги…
Из-под огня
Увозили армейские кони
В санитарной повозке меня.
* * *
Уходили, плакали и пели,
По проселкам тяжело пыля…
А над нами «мессеры» висели,
А под нами — ходуном земля.
Спеленав обрывком плащ-палатки,
От бомбежек,
Из-под артогня,
Отступая, матерью-солдаткой
Выносила Родина меня.
Волга, Волга!..
Волны потемнели,
И вода столбами за бортом…
А потом: лежу я на шинели
И хватаю воздух жарким ртом.
А потом —
Полосками бумаги
Накрест перечеркнуто стекло.
Наголо остриженная — мама?..
Мама!
И от сердца отлегло…

ТЫЛОВАЯ ДЕРЕВНЯ

Не верещит —
Замерз сверчок,
До теплых дней не отзовется.
Наверно, поломал смычок,
А вот починит — и вернется?
Мать принесла вязанку дров —
Морозный хворост,
Не поленья.
Трещит в печи огонь —
Багров,
С вишневым отсветом варенья.
Не потеплело —
Коркой льда
Стекло оконное покрыто,
Ледком подернута вода, —
Блестит, как озерцо, корыто.
Вода со звонами в ведре,
В пустой кастрюле тоже звонко.
Зима в избе и на дворе,
Но только бы… не похоронка.

ПОБЕДА

Рассыпалась в небе ракета,
Взлетела другая звездой.
Победа…
Победа?
Победа!
А хлеб на столе с лебедой…

Гуляла деревня с восхода,
А к вечеру стало шумней:
Бывалого столько народа
Пылило со станции к ней.

Навстречу гармонь зарыдала
И стихла – и срезался звук.
И в голос одна, молодая,
О встрече, что горше разлук…

Какое же всё-таки счастье,
Забыв о ржаном калаче,
Качаться,
качаться,
качаться
Верхом на отцовском плече.
* * *
Отца спросил я:
— Как ты выжил в годы,
Когда гремели выспренние оды?
Отец ответил:
— Верили всерьез.
И, как от боли, задрожали губы…
И видел я, как плачут однолюбы.
Любовь и веру он с собой унес…
Он расписался на стене рейхстага,
Принес медаль, где сказано: отвага…
Взвалил на плечи непомерный воз.
И, как овраги, поползли морщины —
Старели быстро крепкие мужчины, —
На их хребте и поднялся колхоз…
И посреди беспамятной России
Встал памятником… И заголосили
Над ним ветра в ветвях осенних лоз.
И лишь теперь в отце понятным стало
Какое чувство жизни клокотало
В его словах: «Мы верили всерьез…»
***
Говорят,
Из колодца
Видно звёзды и днём.
Не поверим – проверим:
По верёвке скользнём.
Глубоко
И темно.
Обжигает вода.
Ломтик синего неба…
— А где же звезда?!
И в ответзаорали
Дураки свысока,
Что меня разыграли –
Нашли дурака.
Вижу, вижу! –
Кричу
И зубами стучу.

ТОПОЛЬ

Простор полей,
Конца ему не видно,
Но знаю: там, окошком в зеленя
Глядит наш дом,
И тополь стреловидный
Высматривает издали меня.
Он широко раскинул ветви-руки,
Как будто мир пытается обнять.
Растут в сторонке тополята-внуки,
И на судьбу им нечего пенять.
А старый тополь, как ровесник века,
Свидетель гроз небесных и земных,
Шумит себе над кровлей человека –
Высок и прям, и строен, как жених.
С холма на холм,
С пригорка на пригорок,
Светла, ещё не вечереет, высь.
И дым в краю, где родился ты, горек,
Да сладок хлеб земли,
Где родились.

МЕРА

Земная мера – для земных вещей.
Как подойти с одной, всеобщей мерой
К звезде и свечке,
Солнцу и огню,
Зовущему к родительскому крову?
Сжимается Вселенная до точки,
Трепещущего жёлтого пятна –
Там ждут тебя,
Твоих сестёр и братьев,
И незнакомцу тоже места хватит
За праздничным или горестным столом.
Мы в сборе все,
Глядим, как незнакомцы –
За столько лет не свидеться?
Смешно…
Спасительный – всех примиряет свет
Настольной лампы-керосинки –
Память…

***
У моря домик строю
Из мокрого песка,
Вот щепкою прикрою –
И крыша на века.

Бежит волна из моря,
Пытается слизнуть
Построенное мною –
И на попятный путь.

Бегут из моря волны,
Угрозам нет числа.
Да если бы не войны –
Какая б жизнь была!

ДАЧНИКИ

…И подкралось воскресенье.
Перебежки сквозняка.
Окна настежь.
Тянет сеном –
Непросохшее пока.

Что не спится?
В эту пору
Дрыхнет пёс сторожевой,
А мечтательному вору
Снится бдительный конвой.

И пожарника сморило –
На коленях голова, —
И ему – сгори полмира, —
Отоспаться бы сперва!

Зреет рожь,
Сполох зарницы
Предрассветно холодит.
Скоро-скоро из столицы
Пассажирский прогремит…

И пойдут –
На воскресенье! –
С малой станции спеша,
На далёкий запах сена
По созвездию Ковша.

***
Везут коней.
Куда везут?
На тихой станции Отрада
Теплушки медленно ползут
Под жёлтым ливнем листопада.
Переступают скакуны,
Стучат копытами чечётку,
Бессонницей возбуждены,
Косят глазами на решётку.
Куда вас, кони?
Часовой
Глядит с площадки нелюдимо.
А им похрупать бы травой,
По луговинам бы –
Да мимо!
Мерцает лезвие штыка
Предупредительно и грозно…
От придорожного стожка
Пахнуло и свежо, и остро.
За перегоном перегон,
И вот за станционным вязом
Сигналит хвостовой вагон,
Краснея повлажневшим глазом.
Светилась в воздухе сыром
Луны ущёрбная коронка.
И долго-долго над селом
Дрожало ржанье жеребёнка.

ЛЕШИЙ

Леший лежал на поваленном дубе,
Думая думу:
— Где она, лешая,
Вертится в клубе?
Выпустил сдуру!

Думая думу,
Курил беломорину,
Сплёвывал в сторону.
— Как бы то ни было,
Будет по-моему,
Что бы ни стоило!

Думая думу, внимал соловьиному
Зычному пению.
-Жить бы да жить бы
По ладу старинному –
Лопнет терпение…

Шаркая по земи, шаткой походкою
Двинулся к лесу:
— Надо же было связаться
с молодкою,
Ну её к бесу!..

***
Не застал в живых я деда:
Перед самою войной
Помер старый непоседа –
Не увиделся со мной.

Печки дедовы исправно
Согревали род людской
На Валдае и на славной
Днепр-реке, и за Окой.

Приговаривал про глину:
— В глинке тёплый дух живёт! –
И при этом, как малину,
Восхищённо пожуёт.

Так и этак пораскинет,
Пустит дым из бороды,
Набочок шапчонку сдвинет,
Принимаясь за труды.

И засвищет в дымоходе,
Жаром пыхнет из жерла.
В глине, бессловесной вроде,
Искра дедова жила.

АНТОНОВКА

Вот яблоко!
Его не тронул червь:
До холодов предзимних довисело!
При свете дней, при темноте ночей
На самой верхней ветке зажелтело.
И бродит сок под твёрдой кожурой –
Пьянящий сок – с морозцем и жарой,
И блеском лун, и отблеском грозы
В просторах среднерусской полосы.
Вот яблоко небесного раздора –
Все звёзды на него устремлены,
А посреди космического спора –
Улыбка кисло-сладкая луны.
Вот яблоко!

***
Бесснежье.
Зябкая пора.
Былинка не колышется –
Стоит безветрие с утра,
В полях далёко слышится…
Дорога вверх,
Тропинка — вбок,
За сломанной церквушкою
Открылся тихий уголок
С какой-то деревушкою.
Внизу стеклянная река
В пустых садах околица.
И сколько ждать ещё,
Пока,
Земля под снегом скроется…
Погост, а там – грачиный край,
Сверкающий берёстами.
Ну хоть ложись и помирай
Под русскими берёзами!

СЕМЕНА

Перебираем картошку:
Мелкую –
На семена, —
Вёдрами носим в сторожку:
Пусть пообсохнет она.

Крупную –
Режем на доли –
Тоже подсохнуть должны,
Были б глазки –
Остальное –
Это забота весны.

Сроки весна сокращает,
А над душой – бригадир
То наказаньем стращает,
То обещает-прельщает:
— По окончании — пир!..

Выдал хотя б по десятку
Мелких картошек
Домой –
Хватит на целую грядку!…
Дома – в обрез на посадку.
Год – сорок седьмой…

ПОРТРЕТ

В линялой кепчонке,
Ситцевой рубашонке,
Мятых портках,
Мятой пропах,
Псиной и летом,
Солнечным светом,
Горькой полынью,
Полем, светлынью,
Лесом и лугом,
Ворованным луком.
Голос писклявый,
Волос светлявый,
Руки-ноги в цыпках,
Губы – в улыбках.
Это был я…

***
Вечерний свет.
Разлив заката.
Как бы в трепещущем огне
Дрожащий воздух –
Красноваты
Луга и копны на стерне,
И дымка мягкая туманца,
Извёсткой выбеленный дом,
Окно, отмытое до глянца
Коротким проливным дождём.
В неровном зеркальце оконном
Отражены и даль и высь –
Мир, вечереющий спокойно,
Как будто страсти улеглись…

***
Кивало колосьями поле,
Пестрели в логу клевера.
И я оглянулся – и понял:
Прощаться настала пора.

Аукнул на станции поезд,
В поля откатился гудок.
И чью-то печальную повесть
Сквозь ливень состав поволок.

***
Дождь в стороне,
Сияет свет,
Сияет воздух свежий!
И на большак выводит след
Просёлочный, тележный.
А в колее блестит вода,
Высь ясно отражая.
Как не любить её,
Когда
Своя, а не чужая
Земля,
Земелька,
Дух земли,
И власть её, и зовы.
Не оттого ли журавли
Печалят криком зори.
Не в том ли счастье,
Что живём?
Поём, смеёмся, плачем,
Детей растим
И хлеб жуём,
И твёрдо стоя на своём,
Не можем жить иначе.