Чуткий талант Евгения Горбова: к 115-летию со дня рождения

9 марта 2021 исполняется 115 лет со дня рождения советского писателя, первого члена Союза писателей СССР на Орловщине Евгения Константиновича Горбова.

Горбов Евгений Константинович (1906 – 1973) – писатель и журналист, член Союза писателей СССР с 1945 года. Автор многих книг, включавших в себя рассказы, повести и романы, неоднократно впоследствии переиздававшихся и переведённых на иностранные языки. Положительный отзыв литературная работа Е.К. Горбова получила у К.Г. Паустовского. Пьеса «Первый салют», написанная в соавторстве с А.Н. Яновским, была поставлена и долгие годы с успехом шла на сцене Орловского областного драматического театра имени И.С. Тургенева. Рукопись неоконченной книги воспоминаний Е.К. Горбова «Невидимое миру» хранится в фондах Государственного литературного музея И.С. Тургенева в Орле.

 

   

Алексей Кондратенко

Чуткий талант Евгения Горбова
(к 115-летию со дня рождения)

Писатель и литературовед Василий Росляков так писал о Евгении Горбове в столичном журнале: «Перед нами своеобразный, тонкий художник, со своим видением мира и со своей темой… Значение книг Горбова, живые истоки которых – в тихих улочках городской окраины, не ограничивается масштабами этой окраины. Большой и нужный людям смысл, заложенный в них, ставит эти книги рядом с теми, что по праву занимают место на полках нашей “большой” литературы» (Вопросы литературы, 1958, № 9).

Евгений Константинович Горбов родился 9 марта 1906 года в местечке Теплик Гайсинского уезда Подольской губернии (ныне районный центр Винницкой области Украины). Отец Евгения, потомок елецких купцов, служил сидельцем в казённой винной лавке, умер в год рождения сына. После смерти мужа мать Евгения Горбова переехала в Елец, работала здесь в винной лавке, в годы первой мировой войны – в госпитале, после Октябрьской революции – в различных учреждениях Ельца. Умерла в 1929 году.

До 14 лет Евгений учился, а потом стал ещё и работать рассыльным, сторожем в садах, грузчиком, плотником, ремонтным рабочим на железной дороге. В школе его учителем был Михаил Пришвин, который читал ученикам свои произведения. Пришвину Евгений Горбов принёс свои первые стихи… Возможно, в них было что-то от изобразительной силы другого елецкого гимназиста – Бунина. Вполне понятно, что Горбов живо интересовался творчеством Бунина. Вот строки юного Горбова:

Гляди на ветхий свой шалаш.
На круг золы и кашеварки,
Какой повсюду ералаш.
Как краски скудны и неярки!

Примят, разграчен, жалок сад.
Зияют рыжие тропинки,
На листьях сумрачно висят
Такие злые дождевинки.

Ползёт червяк, и тянет след,
И вензелит сырую почву…
А сколько, сколько листьев нет –
Они упали нынче ночью…

Впрочем, стихов своих Горбов, даже став профессиональным писателем, никогда не печатал. Его призванием на всю жизнь стала проза. Разнорабочим он был до весны 1926 года, когда пришёл в елецкую уездную газету. Редакция по-своему открыла подростку большой мир, свела с множеством разных людей.

Спустя годы вспоминал: «Мне нравилась вечная сутолока и напряжённость редакционного дня – этот лихорадочный скрип перьев, телефонные звонки, шелест подшивок. Нравилось выбегать из редакции и с деловым видом, хрустя и поскрипывая изгибами недавно купленной кожаной куртки, мчаться куда-нибудь за материалом».

В личном листке по учёту кадров сотрудника «Орловской правды» Горбова значится: «апрель 1926 – апрель 1927 – инструктор елецкой уездной газеты «Красное знамя», «август 1928 – июнь 1934 – зав. промышл. отделом окружной, а впоследствии районной газеты «Красное знамя» А это значит, что в период закрытия уездной газеты в Ельце  Горбов почти полтора года оставался безработным. Может быть, в такие трудные времена и начал он писать прозу, первую повесть – «Чёрный князь». Горбов вспоминал потом: «В мае 1934 года «Чёрный князь» был закончен. Я перечитал его и нашёл, что трудился не зря. Несомненно, это была лучшая из моих работ, и не грех было подумать о том, чтобы повесть увидела свет».

1934 год вообще стал для Горбова переломным. Вчерашний районный газетчик перебрался из Ельца в Воронеж и сразу опубликовал в журнале «Подъём» своё первое художественное произведение – повесть «Чёрный князь». Современный читатель найдёт в ней не только зарисовки провинциальной жизни на излёте НЭПа. Здесь и размышления о человеческой сути, о сокровенном смысле работы журналиста и о многом другом. Как потом заметит один из литературоведов, «взыскательный мастер, он с первых шагов своих в литературе творчески усваивая опыт классиков, вырабатывал свой, горбовский, почерк, свое видение мира, которое со всей определённостью выявилось уже в первой повести: пристрастие к лирической (местами, когда необходимо, иронической) манере, к сложным характерам в движении, противоборстве устремлений, и сложно и драматично выявляющим себя; к пейзажам средней полосы России, к поэтическому строю души человека. А душа его и мысль устремлены к тому нравственному идеалу, который способен творить на земле живое, настоящее».

В столице Черноземья он трудился сначала заведующим сектором пути, а затем ответственным секретарём газеты ЮВЖД «Вперёд», с 1935 года – в газете «За образцовую магистраль» Московско-Донбасской железной дороги заведующим отделом культуры. Да, было ещё несколько попыток выступить на литературном поприще – в Воронеже издают его рассказы «Золотой век» (Подъём, 1935, № 7 – 8) и «Борода Аарона» (Литературный сборник. Воронеж, 1936, т. 1). Но главные книги были ещё впереди.

В 1937 году Горбов вернулся из Воронежа в Елец, работал ответственным секретарём газеты «Сигнал» Елецкого отделения Московско-Донбасской железной дороги. Налаживались творческие связи с орловскими коллегами – в подписанном в печать 15 апреля 1941 года втором выпуске «Литературного альманаха» была напечатана повесть Горбова «Куриная слепота».

В начале войны небольшие издания прекратили выпуск, Евгений Константинович в январе 1942 года перешёл в «Орловскую правду», редакция которой была эвакуирована в Елец. Горбов вспоминал много лет спустя о страшной бомбёжке в солнечный весенний полдень 1942 года: «Сотрудники выбежали из комнат и кинулись в типографский подвал. Мы стояли, прижимаясь к стене, и пугливо прислушиваясь к тому, что делалось наверху. Там был сущий ад. Острый пронзительный свист и удар – тяжкий, сокрушительный, от которого звенело в ушах и с потолка сыпалась штукатурка. Типографское здание вздрагивало: прямой удар и от нас осталось бы одно месиво… Часто меня застигали воздушные тревоги, и я пережидал их, прижавшись к первым попавшимся воротам или заскочив в попутную щель, которых много тогда было в городе. Видел ночные пожары – злое торжество бушующего пламени, хаос дымящихся бревен, развороченного кирпича, битого стекла, людей, которые ожесточённо, с каменными лицами бросались на штурм пожарищ».

В бывшем партархиве Орловской области сохранился подготовленный Горбовым в декабре 1942(!) года обзор содержания одной из районных газет Орловской области. Писатель ставил вопрос о языке как о самом важном в газетной работе даже в исключительно трудных условиях второй военной зимы прифронтовой полосы: «Нудным «однако» напичканы десятки статей и заметок. Не хотят работники «Голоса колхозника» искать новые, свежие формы для выражения своих мыслей, стандарт им нравится куда больше… На всех материалах «Голоса колхозника» лежит отпечаток небрежности, неряшливости, неуважения к русскому языку. Работники редакции, видимо, не любят этот могучий, гибкий, нежный и обаятельный язык, которым пользовались Гоголь и Тургенев, Чехов и Лесков».

В «Орловской правде» Горбов в разные годы работал заведующим промышленным отделом, ответственным секретарём, литсотрудником секретариата. Редакция тогда стала ядром формирования писательского сообщества послевоенной Орловщины. Горбов был принят в Союз писателей СССР в 1945-м (на учёт стал в Воронежской областной организации СП СССР), а уже 28 декабря того года бюро Орловского обкома ВКП(б) рассмотрело вопрос о создании в Орле бюро областной литературной группы. В постановлении говорилось: «Для собирания творческих сил и организации работы с молодыми писателями утвердить бюро областной литературной группы в составе: Горбова Е.К., Батова И.Г., Ермак Б.А., Деркачёва И.З., Рослякова В.П., Чернова А.З. Ответственным секретарём бюро областной литературной группы утвердить члена Союза советских писателей т. Горбова Е.К.».

Вторая половина 1940-х годов стала для Горбова периодом активного творчества. Сборник повестей «Мирные жители» принёс ему широкую известность. В 1949 году в соавторстве с А.Н. Яновским Е.К. Горбов написал пьесу «Первый салют», которую  поставили на сцене Орловского драматического театра. В 1954 году публикует повесть «Феня», а в 1955 году в издательстве «Орловская правда» выходит сборник «Повести и рассказы». В 1957 году написан роман «Дом под тополями» (в 1966 году в переводе переиздан в Румынии).

Вот как вспоминали о Горбове коллеги по редакции: «Внешне это был человек, ничем особенным не примечательный. Мундштук с сигаретой «Новость», заурядная одежда. Очень был какой-то непрактичный, непробивной. Ершистый, задиристый по характеру, он почти не умел определять свои произведения в печать, отстаивать их, пробивать себе дорогу в издательствах».

Председателем бюро областного литобъединения Горбов был с 1945 года до осени 1954 года. Хрущёвская оттепель, прошедший в декабре 1958 года I съезд Союза писателей РСФСР, создание областной писательской организации (1960) заставили Горбова обратить самое пристальное внимание на то, как существует творческое сообщество в новых условиях. В неопубликованных воспоминаниях «Невидимое миру» он отметил: «Писать хотелось сильно. Новая задуманная мною повесть должна была существенно отличаться от всего, что я делал раньше. До сих пор я выступал в жанре, так сказать, лирической прозы, а теперь на очереди была сатира. И не просто сатира, а с примесью фантастики… Главный удар, конечно, должен был обрушиться на прихлебателей в мире литературы и искусства, на ремесленников, которые опошляют звание литератора. Я намеревался втянуть в повествование группу московских писателей и с их помощью и с помощью некоего волшебного хода показать, что они тоже относятся к литературным пустоцветам. Попутно я хотел вывести бюрократов из аппарата издательств, тупоголовых и злых рецензентов с их неизменной дубиной». И далее: «Это был клубок неожиданных и невероятных происшествий… новую повесть я написал быстро – за пять месяцев».

17 января 1961 года литсотрудник «Орловской правды» Горбов написал заявление: «Прошу с 1 февраля 1961 года освободить меня от работы в редакции в связи с необходимостью на некоторое время перейти исключительно на творческую работу над литературным произведением».

В архиве Музея И.С. Тургенева сохранился издательский договор от 19 апреля 1962 года. Заместитель главного редактора издательства «Молодая гвардия» В.А. Бояркина свидетельствовала о готовности издать новую книгу Горбова «Эликсир доктора Никанорова» объёмом 12 авторских листов – сатирическую повесть «о путях молодых талантов, о творческом начале и ремесленничестве и графомании, о том, что талант погибнет, если он не будет связан с жизнью и трудом народа». Гонорар был определён в размере 360 рублей за авторский лист, тираж – 15 тысяч экземпляров. Автор обязался сдать машинопись не позднее 20 мая 1962 года.

Чем содержание повести привлекло столичное издательство? В фокусе сюжета – заведующий отделом культуры областной газеты Олег Сладковский, а также сотрудник этого отдела Аркадий Донцов – молодой журналист и перспективный литератор. Донцов пытается вести борьбу с графоманами и газетными штампами за чистоту русской речи, своеобразие родного языка. Графомания – стихийное и тем не менее управляемое бедствие, оно поражает город. Некоторые из коллег и приятелей Аркадия, заразившиеся графоманией, тоже принимаются строить ему всяческие козни. Наконец отыскивается чудодейственное химическое оружие – «антиграст-Н»[1], которое должно избавить горожан от болезни, отучившей их мыслить и поступать самостоятельно. Достаточно вылить пузырёк с чудодейственным веществом в реку, и люди, напившись здоровой, преображённой воды, могут излечиться от повальной эпидемии, взглянуть на свою жизнь трезво.

Рукопись четырежды (в разных вариантах) предлагалась издательству, но всякий раз была отклонена («оттепель» уже закончилась). Поначалу казалось, что переделки займут не так уж и много времени. Однако процесс затянулся, в итоге было создано больше десятков вариантов рукописи. Горбов писал в своих воспоминаниях: «Шли месяцы, переделка следовала за переделкой». Примечательно, что собственно в Орле повесть не рецензировалась и в писательской организации не обсуждалась. Решающее слово было за столицей.

Однако не удалось напечатать повесть и на страницах «Нашего современника», журналов «Октябрь», «Знамя», «Новый мир», «Молодая гвардия», «Подъём». Отовсюду рукопись возвращали автору. Вдвойне болезненным было то, что для работы над повестью Горбов уволился из редакции газеты, а до пенсионного возраста оставалось ещё какое-то время. Как вспоминал писатель, «Пришла нужда… Это было настоящее хождение по мукам. Самое тягостное заключалось в том, что мне нигде по сути дела не сказали, почему отклонили повесть. Нигде не заявили прямо: повесть дурна, слаба, безыдейна, порочна, нехудожественна. Игры в молчанку или уклончивые, невразумительные отговорки – вот единственное, чем встречали мою рукопись».

Сейчас очевидно, что Горбов боролся не с графоманами собственно – с ними бороться, в общем-то, бесполезно. Ему претило лицемерие власти, которая, запрещая «неудобную литературу», заставляла редакции безудержно печатать халтуру – стихи к датам и т.д. Эта линия брала начало ещё в 1920-х – противопоставляли старой интеллигенции «поэтов из селькоров». Горбов хотел сказать, что времена изменились, люди культурно и интеллектуально выросли. И уже не нужны им эти ходульные селькоровские призывы и прошедшие «литправку» рифмованные банальности. Горбов верил в новое поколение шестидесятников (как их потом назовут), но в то же время очень боялся, что и они «разменяются» на датские стихи.

Возвращаясь из издательства «Молодая гвардия» в Орёл, ночью в вагоне он поймал себя на мысли: «Вот и всё. Кончился «Антиграст-Н». Дорога, которая вела к удаче, уперлась в глухой тупик. Зря пропали три года жизни. Почему же не был допущен к спору читатель? Ещё неизвестно, что сказал бы читатель – эта многоликая, многомиллионная людская громада, бережно хранящая в своём обиходе множество различных вкусов, знаний, наблюдений, оценок…»

Умер Евгений Константинович Горбов 13 мая 1973 года. Похоронен на Наугорском кладбище. Его именем названы одна из улиц города и клуб книголюбов Орловского Дворца культуры железнодорожников.

Повесть, которую орловский журналист В.Д. Почечикин назвал «короткой улыбкой социальной “оттепели”», так и не была издана при жизни Горбова. О ней долго помнили в Орле, но никто не брался за создание книги. И только во 2-м номере тульского журнала «Ясная Поляна» за 1991 год был напечатан один из авторских вариантов повести (здесь она представлена читателю как научно-фантастический роман) с предисловием Почечикина. Ныне экземпляры этого журнала есть только в орловском Музее И.С. Тургенева, в немногочисленных библиотеках Тульской области. Современным читателям Орловщины и других областей, столиц повесть Горбова неизвестна. Будем надеяться, что в недалёком будущем это оригинальное произведение начала 1960-х годов станет доступно широкой читательской аудитории.

Вместо эпилога этого биографического очерка приведём отрывок из выступления орловского писателя Леонида Сапронова на вечере, посвящённом памяти Горбова, в Музее Тургенева 10 марта 1976 года: «В мою жизнь писатель Горбов вошёл очень давно, в тревожном и памятном 1942 году. Время было жестокое и беспощадное. Вот тогда-то и попался мне в руки альманах, в котором была напечатана повесть Горбова «Куриная слепота». Повесть была яркой и талантливой, вселяла в душу подлинный оптимизм. А ведь написана она на самом заурядном и, казалось бы, непоэтическом материале… Но в этом-то и сила подлинного творца: изобразить будничное и заурядное так, чтобы оно засверкало алмазными гранями, вырвать его из серой повседневности, сделать полноценным предметом художественного изображения… Это был настоящий, без скидок и снисхождения, писатель, которому было дано творить по самому высокому счёту, с позиций истинной литературы… В своих литературных симпатиях и привязанностях этот маленький с виду человек всегда оставался последовательным и непреклонным. Верный лучшим традициям русской классической литературы, Горбов не умел подлаживаться к некоторым модным поветриям в творчестве и, рискуя порой очутиться за бортом современных тенденций, упрямо гнул свою линию… То, что этот писатель жил и творил в Орле, влиял на начинающих авторов, воздействовал на них и своим творчеством, и своими советами, было большой удачей для культурной жизни нашей области».

[1] Происхождение названия «антиграст»: против – анти, графоманских – гра, стихов – ст. Н – от фамилии изобретателя, доктора Никанорова.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Blue Captcha Image
Новый проверочный код

*