Для слабовидящих27 октября 2020 года исполняется 80 лет со дня рождения замечательного русского прозаика Игоря Фёдоровича Лободина.
Игорь Лободин родился в деревне Кузьминка Дмитровского района Орловской области. После окончания средней школы работал на строительстве завода в Курске. Затем окончил исторический факультет Курского педагогического института и Литературный институт имени А.М. Горького с отличием. В 1979 году вернулся на Орловщину – жил и работал в Дмитровске, с 1992 года – в Орле.
Уже первая книга Игоря Лободина «Пучок земляники», изданная в Воронеже в 1969 году, получила тёплые отзывы таких известных писателей как Виктор Астафьев и Евгений Носов. В дальнейшем вышли ещё две книги рассказов: «Перепёлка во ржи» (Москва: Современник, 1983) и «Накануне свидания» (Орёл: Вешние воды, 1994).
Игорь Лободин был принят в Союз писателей СССР в 1983 году, его произведения печатались в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Подъём», в еженедельнике «Литературная Россия», включены в хрестоматию для школ и вузов «Писатели Орловского края ХХ век».
Поэт Геннадий Попов, возглавлявший Орловскую областную организацию Союза писателей России с 1995 по 2015 год, так вспоминал Игоря Лободина: «Он слушал, слышал, понимал и всем естеством своим чувствовал Слово, как бы дышал им. И в этом ему, надеюсь, белой завистью завидовали многие… Изящество стиля его прозы в сочетании с предельно простой манерой письма мне представляется главной чертой самобытности этого незаурядного писателя, волей судьбы замолчавшего так до обидного рано… Чувство слова было дано Лободину, как говорится, с рожденья. Питаясь из народных источников, оно абсолютно естественно, но, в то же время, незаёмно, искренне, правдиво и точно, как и всё в искусстве, что рождено сердцем – чутким и сострадательным».
Тяжёлая болезнь не дала в полной мере реализоваться незаурядному писательскому таланту Игоря Фёдоровича Лободина, в июле 2003 года он вышел из дома и больше не вернулся.
Игорь ЛОБОДИН (1940 — пропал без вести в 2003)
ПЕРЕПЁЛКА ВО РЖИ
(рассказ)
Что там шумит,
Что там звенит издалека
Рано перед зорями?..
«Слово о полку Игореве»
Летом сорок третьего года в бою под Орлом на ржаном поле, изуродованном танками и взрывами, обмолоченном тысячами солдатских сапог, был убит рядовой Иван Жилин.
Вечером, накануне наступления, он рыл окоп вблизи замаскированной пушки, вслушиваясь, как полковой почтальон, невидимый в кругу солдат, весело выкликивал фамилии адресатов. В соседнем окопе уже кто-то читал вслух очередное письмо лейтенанту Дронникову, погибшему ещё под Волоколамском, уже поредела толпа, когда Жилин, боясь ослышаться, угадал свою фамилию, которую почтальон выкрикнул, как и остальные – весело.
Сбоку кто-то протянул Жилину полураскрытый мятый треугольник, прибавил глухим голосом:
– Последнее, браток…
На батарее каждый знал, что последнее письмо считалось несчастливым, что почтовую брезентовую сумку порою трясли и подкидывали на руках вместе с почтальоном, чтобы это последнее, будто написанное на роду, письмо выпадало случайно, как жребий – по судьбе.
Отложив саперную лопатку, Жилин неловкими пальцами развернул сложенный треугольником двойной лист из школьной тетрадки. Это было известие, блуждавшее третью неделю по следам солдата, что в бомбёжку при налёте немецких самолётов погибла его жена Фрося.
Жилин долго каменел над изогнутым листом, потом сунул его за ворот гимнастерки и, будто заторопившись куда-то, стал швырять земляное крошево из начатого окопа вверх, на бруствер. Он не заметил, как кончился чернозём и пошёл гудящий могильный суглинок, как низко над полем встала багровая луна, перечёркнутая чёрным колосом, и пошла ночь, последняя перед боем…
В ту ночь, тихую и звёздную, объявшую лунным сиянием всю холмистую равнину с изломистыми траншеями, провалами порушенных городов, Жилин на четвереньках выбрался из своего окопа, тяжело распрямился и долго стоял привидением на свежевырытой пахучей земле, привалившей ржаные стебли с редкими, смутно белевшими колосками. Невысокий, с покатыми медвежьими плечами, в которых угадывалась заматерелая сила, он стоял лицом к луне, и его тень, уродливо перегнутая через холмик, обрывалась в зиявшем окопе. Руки были опущены, стоял он, подавшись вперёд, в расстёгнутой мешковатой гимнастёрке. При лунном неверном свете были заметны складки морщин меж сдвинутыми бровями, из-под которых блестели недвижные глаза.
В сквозном сиянии луны Жилин долго стоял без движения. Земля, будто качаясь, уходила из-под ног. С тупой непокорностью беде он силился устоять, удержаться на ногах. Машинально нащупал под гимнастёркой письмо. Перед глазами поплыли кривые строчки, написанные старческой рукой его отца. При свете луны строчки сливались, и солдат читал, спотыкаясь на каждом слове:
«Наша Фрося погибла в бомбёжку, – писал отец. – Попала бомба в соседский двор, и в тот час была там Фрося. Пошла попытать сольцы хворому Мите, они ещё ни разу в том не отказывали. Мальчишка весь заплошал и в сильном жару… Кричал по матери и спрашивал всё, когда она придёт… Теперь не отхожу от него и ночью караулю подать воды…»
Жилин передёрнул лист, ладонью провёл по воспалённым, в холодной испарине векам, силясь дочитать письмо до конца.
«Ты про нас не горюй сильно, – плыли перед глазами строчки. – С внука теперь глаз не спущу, как оздоровеет. А ты, сынок, добивай фашистов и живой вертайся домой. Немец тут всё порушил, кругом один разор. Фросю похоронили рядом с братской могилой…»
Жилин растерянно взглянул на звёзды, наискось падавшие трассирующими пулями, потом шагнул в сторону, привалился на свежевырытый холмик за окопом.
Ближе к полуночи небо стало покрываться плитами облаков. Меж ними, то скрываясь, то медленно выплывая, высвечивая рваные края глыб, тихо шла луна. Из низины, со стороны высоты, которую предстояло занять утром, на ржаное поле потянул ночной ветерок. Но измятое поле, по которому прошли танки и пехота, не отзывалось обычным шуршанием спелых колосьев. Высокие былинки вздрагивали, говорили что-то безголосо и молчали, качаясь.
В этой тишине, над великим покоем степи несмело подала голос перепёлка. «Как же так, как же так?» – тихо встрепенулась птица. Смолкнув, потом, как после раздумья, её голос раздался ближе, громче, будто спрашивал у людей от века неизменным волнующим криком: «Как же так, как же так?!»
Неожиданно где-то близко откликнулась пара перепелов, и гремящие ладные удары крепли, заполняли собою округу с далёкими вспышками осветительных ракет. Вслушиваясь в близкий перепелиный бой, Жилин машинально нащупал ком сухой земли, ещё хранившей тепло минувшего знойного дня. Он сжал тёплую землю, глядя в звёздное небо, различая с давней мальчишеской радостью в сенокос голос молодой перепёлки, вопрошавшей одно, своё:
«Как же так! Как же так!..»
Зеленовато мерцая звёздами, светлело предрассветное небо. Шли последние минуты перед боем за нашу русскую землю, горсть которой, словно боясь просыпать, Жилин сжимал в своей руке.
