ВАНЯ И МУ-МУ
(рассказ)

Произошло это в орловской деревне в Мценском районе, неподалёку от известного Спасского-Лутовиново. В общем, что это за событие? Смеху подобно да и только. Но в окрестных деревнях почесали языки. И все из-за обыкновенной дворняжки, рыжей, блохастой, хромой, неизвестно откуда взявшейся, бездомной. Местный остряк, любитель тургеневских произведений, кинул ей кличку Му-му, и она прилипла.

Му-му постоянно искала дверь, куда можно было прибиться, чтобы хотя бы на время покончить с голодным существованием. Она осторожно подкрадывалась к порогу, откуда её не сразу гнали. Останавливалась неподалеку и терпеливо ожидала. Постоянная голодуха и сердитые нравы сельчан, опасавшихся за сохранность курино-гусиного поголовья, научили её главной собачьей премудрости — изображать преданность любому хозяину и злость к тому, кто приближался к чужому порогу. Таких Му-му беспощадно облаивала. За это иногда хозяева бросали ей куски хлеба. Она набрасывалась с жадностью, а один всегда утаскивала и зарывала.

— Такая не пропадёт, — говорили люди одобрительно.

Но Му-му, которая охотно отзывалась на свою новую клич­ку, очень тяготилась свободой. Но, увы, никто из сельчан не желал стать для неё местным Герасимом. Ещё кличку такую прилепят — Герасим и Му-му.

И всё же Му-му обрела себе хозяина — скотника-забулдыгу Ивана. Он разрешил Му-му сопровождать себя, когда разыс­кивал горячительное или средства приобрести его.

Странно, но Ване кличку Герасим не лепили. Какой уж Ге­расим, когда сморчок сморчком и рожа кривая.

Но Му-му он всегда бросал подачки из своей закусительной трапезы, всё больше огурцы и куски чёрствых батонов. Но пёс и этим был доволен и не убегал, когда Ваня становился мерт­вецки пьяным, а покорно сидел рядом и ждал, когда Ваня нач­нёт вертеть головой и материться.

А тут такое случилось, что стало понятно, почему же к Ване не прилепилась кличка Гера­сим. И это не только из-за внешнего несходства.

В село заехала как-то белоснежная «Волга». За рулём муж­чина, одетый так, что сразу понятно — при достатке, и ещё каком. Ну, в общем, в Спасское направляется. Мало ли вся­ких ездило на родину к Ивану Сергеевичу.

Владелец «Волги» остановился у колодца, видно, почувство­вал жажду — денёк-то был жаркий. А может, ему просто за­хотелось попробовать, а какова водичка в этих местах, кото­рые так хвалил знаменитый на весь мир писатель. И тут на глаза проезжему попался Ваня, он уже был чуток поддатый, но ещё ничего. Он шёл, не имея в виду никакого направления. Пёс плёлся поодаль, но, заметив что-то в пыли, заинтересовал­ся, немного отстав.

— Му-му! — крикнул Ваня.

Пёс радостно подскочил на зов.

Владелец «Волги» мгновенно встрепенулся. И как ни бы­вало скучающего взгляда, заторможенных движений устало­го путешественника.

— Му-му! Здорово! А тебя, кореш, как прозывают?

— Я — Ваня, — важно произнес хозяин Му-му.

Он хотел прошествовать мимо, но по причине нетвердости в шаге остановился рядом с владельцем шикарной машины, который явно заинтересовался и затрапезной Му-му, и её хозяином. Ваня уже был готов завязать какой-нибудь увесе­лительный разговор. Ездят же всякие чудаки изучать дос­топримечательности тургеневских мест…

— Значит, собаку твою Му-му зовут? — уточнил заезжий.

— Да, прозвал так в честь той Му-му, читал у Тургенева? — приосанясь, спросил Иван. Он сам Тургенева не читал, но про Му-му ему рассказывали. И он сочувствовал больше Гераси­му, чем собаке. Довели мужика, ёлы-палы.

— Читал, читал, — проговорил заезжий. — А что твоя-то Му-му такая дохлая?

— Так ведь жизнь какая? Дорогая, — нашёлся Иван.

Он уже намеревался пройти прочь. Что балясы попусту то­чить? Но заезжий вдруг спросил по существу:

— Мучаешься?

— Да, малость, — покорно опустил Ваня голову. Кинул на него выжидающий взгляд.

— Хочешь подлечу?

— Ага, — Ваня приободрился, ох как приободрился. Если бы у него был хвост, закрутил бы им почище Му-му.

— Ну тогда прежде потешь, — сказал заезжий, снял свою адидасовскую кепку и оказался лысеньким. Ваня озадаченно почесал свою нечёсаную шевелюру. На потехи для таких гос­тей он был не мастер. Да и вообще кураж у него просыпался только после первой бутылки.

Лысенький усмехнулся, подмигнул Ване, будто записывал его в свои, пошёл к машине, вытащил из кабины черную спортивную сумку. А из неё бутылку. Эх, как сверкнула на солнце, родненькая! Да ради такой любая служба в дружбу.

— Устрой потеху, — весело попросил лысенький, — утопи свою Му-му. — И воззрил на Ваню острый лукавый взгляд.

Ваня хмыкнул. Он юмор ценил в любом состоянии, но осо­бенно, когда намечалась выпивка. Он сверкнул по-удалому глазами. И шагнул к лысенькому. Тот спрятал бутылку за спину.

— Давай потешь, а то скука, — и он присвистнул собаке.

Но она сидела спокойно в стороне, не ведая, что сию мину­ту решается ее судьба. Ваня был рядом и смеялся. А значит, скоро будет выпивка. И он бросит, может быть, хвостик паху­чей селёдки.

— Потешь, — опять попросил заезжий и заулыбался, вид­но было, что потеха для него уже началась.

Ваня наконец осознал, что заезжий вовсе не шутит. Бутыл­кою он не то чтобы манит, а приманивает. Он может её отдать, но только за потеху, стервец. Ваня смотрел на его улыбающу­юся маслянистую физиономию, на сверкающую с зеркальны­ми стеклами машину, на худую, никому не нужную Му-му. И в его мозгу совершалась непостижимая умственная работа. Вот только он не мог найти должного выражения ей в действиях.

Лысый посмеялся и пошёл к машине. Вот здесь с Ваней что-то произошло. Он схватил бедную Му-му, бросился к водителю и закричал:

— Пойдём, утоплю её, утоплю её, гадину! Бегает за мной, куски выпрашивает, надоела, паршивая, опротивела.

Ваня кричал, а лысенький спокойно и деловито командовал:

— Ну, ну, пойдём к реке. Сейчас дам веревку, привяжешь ей камень на шею, понял, чтоб было все по-настоящему, а иначе…

Он не договорил, что будет в случае мухлежа, но Ваня тороп­ливо заверил, что Му-му так ему надоела, что и глаза-то на неё не глядят. Ничтожная, блохастая собака, мразь, да и только.

Лысенький вытащил верёвку из багажника, хорошую, кру­чёную. Ваня вырвал её, боясь, как бы заезжий не передумал.

Они направились к реке. По дороге к ним прибились двое пацанят, которым Ваня с какой-то надрывной отчаянностью объяснил, что идёт топить Му-му, потому что она взбесилась и бросается на всех честных людей. Вот только что покусала во­дителя. Почему у Вани возникла эта версия, вряд ли бы он смог объяснить, но ему сейчас было так плохо, так тяжело, что он был готов на всё.

Пацанята недоуменно поглядывали на Му-му, которая впер­вые была удостоена такой чести — её нёс на руках сам Ваня, которого она так обожала, что не удержалась и лизнула в лицо.

— А, стерва, боишься! — почти со слезами в голосе восклик­нул Иван.

На берегу он скомандовал ребятишкам:

— Ищите камень, будем топить!

Те бросились лазить по кустам, а Ваня носился по берегу, выбирая место, где можно было осуществить задуманное. За­езжий наблюдал с флегматичным интересом.

Наконец камень был найден, и такой, за который можно было зацепить верёвку. Ваня действовал удивительно ловко. Му-му будто только теперь почувствовала опасность, тихонь­ко заскулила.

Ваня приподнял её, прижимая камень под мышкой, реши­тельно шагнул к реке.

Вдруг он остановился у самой воды и замер. Зрители насто­рожились.

— Ну, — подал голос лысенький. Ваня не шелохнулся. Он стоял как вкопанный. Никто не видел его лица, но плечи Вани почему-то затряслись. Он то ли засмеялся, то ли заплакал,

Он оглянулся. Лицо его полыхало гневом. Заезжий сделал шаг назад. Но Ваня не смотрел на него, он глядел в простран­ство, и его сведённые губы с трудом произносили слова:

— Я чуть было ни утопил собаку — Му-му. Она только одна меня любит.

Ваня выхватил камень из-под мышки. Лысый, теперь уже ввиду реальной опасности, бросился наутёк, так что засверка­ли голубые подошвы кроссовок.

Ваня упал на берегу и зарыдал, а Му-му с верёвкой на шее подползла к нему и стала лизать его трясущиеся руки, бью­щуюся голову. Ну и картинка!

А через несколько дней Ваня спокойно и весело рассказы­вал за бутылочкой своим корешам, как он в самом деле чуть ни утопил Му-му, как в башке потемнело. А всё из-за того, что ездит здесь всякая шваль, из-за которой случается самое на­стоящее потемнение.